Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме»

Услышав сей ответ благоприятный,
Гонец, как пыль, понесся в путь обратный,

Вступил к военачальнику в шатер,
Повел с Бахрамом тайный разговор.

Бахрам, узнав, что воинство Хосрова
Его делам содействовать готово,

Велел светильники зажечь кругом
И выбрал для сражения с врагом

Львов, наделенных мощью несравненной,
Отважных покорителей вселенной.

Их подсчитали главари бойцов —
Шесть тысяч оказалось храбрецов.

Бахрам сказал: «Пора на подвиг бранный
До петухов ударим в барабаны.

Скачите, издавая львиный рев,
Венчая кровью головы врагов!»

Вперед, чтоб низкой местью насладиться,
Помчались три свирепых хаканийца,

Все войско восклицало: «Где юнец?
Хосров, настал сегодня твой конец!»

Мечи звенели, словно гром гремучий,
Земля железом стала, войско — тучей…

Был преисполнен боли юный шах.
Лик посинел и кровь зажглась в очах.

Как только показались копья солнца,
Разбито было войско венценосца,

Он горечь поражения обрел,
Как только ночь приподняла подол.

Воззвал к вельможам шах: «О помогите
Врага разбить! Вверяюсь я защите

Всевышнего — и он меня спасет.
Один лишь меч — отныне мой оплот!»

Приблизились к нему три хаканийца —
Не хаканиец каждый, а убийца —

И первый замахнулся булавой.
Но поднял щит Хосров над головой,

Двуострый меч рукою правой вынул,
Одним ударом турка опрокинул.

«О воины мои! — взревел Хосров, —
В позоре не бегите от врагов!»

Но войско хлынуло спиной к сраженью,
Хосрова предавая униженью…

Тогда сказал вельможам шахиншах:
«Раскаиваюсь я в своих делах.

Не выпестовал взрослого я сына,
Умру — не будет в мире властелина!»

Бандуй сказал: «Уйдем. Бежала рать,
Теперь защиты где тебе искать?

Не слышатся воинственные клики:
Теперь ты здесь — единственный великий».

Ответил шах: «Бандуй и ты, Тахор!
Помчитесь на конях во весь опор,

Оставшихся моих бойцов возглавьте
И по мосту на берег переправьте

Шатер, венец, серебряный кошель,
Парчу, сокровища моих земель,

Возьмите шахский мой престол с собою
И все, что есть на этом поле боя».

Вельможи, чтоб сокровища спасти,
Их с поля поспешили унести,

Как вдруг, повергнув мир во мрак и пламя,
Драконовидное взметнулось знамя,

Бахрам явился, словно вестник зла,
Свет жизни смерть, казалось, унесла.

И вот сошлись Бахрам с Хосровом вместе —
Два гневных льва, пылавших жаждой мести.

Схватились два врага, разъярены,
Как буйные военные слоны.

Под скакуном Бахрама прах клубился,
Но богатырь успеха не добился.

Напрасно взять хотел он перевес:
Сошло уж солнце с купола небес, —

Ничем не кончилось единоборство,
Враги явили равное упорство.

С известьем прибыл в этот миг Тахор:
«Все спасено — венец, престол, шатер!»

Сказал Хосров, почувствовав усталость:
«Нас только десять человек осталось,

А стан врагов раздался вглубь и вширь,
И впереди — искусный богатырь.

Хотя мы силу обретаем в славе,
Все ж головы свои спасать мы вправе.

Чем погибать, не лучше ль отступать,
Чтоб в наступленье перейти опять?»

Помчался юноша к мосту Нахрвона,
Бахрам за ним свирепо, исступленно,

Пылая местью, скакуна погнал.
Хосров Густахму на мосту сказал:

«Ты принеси мне лук: мои реченья
Он переводит на язык сраженья».

Был подан шаху знаменитый лук.
Стрела затмила неба полукруг.

Меж тем, как ливень, стрелы низвергались
И в шлемы наконечники вонзались.

Бахрам примчался, гневом напоен.
Огромен лук его, а конь — дракон.

У всадника оружья нет иного,
Нет панцыря у скакуна гнедого.

Тогда, шепча молитву божеству,
Вдруг черную, как ворон, тетиву

Шах натянул, стрелу в коня направил,
И конь упал и землю окровавил.

Бахрам над головою поднял щит,
Казалось, миг — и будет он убит,

Тогда Ялонсина, не зная страха,
Коня погнав, напал на шахиншаха.

Но разве шах, владеющий венцом,
Когда-нибудь считал его бойцом?

Вдоль конской челки выпрямил он руку,
Привыкшую к прославленному луку,

И вражеского ранил скакуна,
И, спешенный, удрал Ялонсина.

Хосров, Бахрама отступить заставив,
Мост перейдя и свой отряд возглавив,

Помчался к Тайсакуну вдоль реки,
Исполнен боли, гнева и тоски.

Железом город укрепив искусно,
Засел он там в задумчивости грустной,

Со всех жилищ созвал вельмож своих
И у ворот поставил часовых.