Сивилла

— Сивилла не знает, — сказала Мэри, — что, пока там была Пегги Лу, Денни ревновал ее к Билли Дентону. Пегги Лу не обращала никакого внимания на Денни, но наверняка лезла к Билли.

— Да, — подтвердила Вики, — именно так она и делала. А Билли никак не мог понять после возвращения Сивиллы, почему девчонка Дорсеттов ведет себя так, будто не знает его.

Мэри, интересовавшаяся поэзией, стала очень разговорчивой и сообщила Вики, что для Сивиллы могучее сердце мира часто кажется недвижимым и что в такие периоды мир для Сивиллы не имеет ни пущ приветливых, ни пажитей зеленеющих, а лишь поля забвения.

— Сивилла называет это отсутствием всего. И нам это не очень льстит!

В последующие месяцы Сивилла обнаружила, что впадает в провалы и вновь выплывает из них. Скрывая этот факт, она стала мастером импровизации, научилась безупречно притворяться, имитируя знание того, чего она не знает. К сожалению, от самой себя она не могла скрыть ощущения того, что где-то что-то потерялось. Не могла она скрыть и того ощущения, что не принадлежит ни к какому определенному месту и человеку. Почему-то ей казалось, что чем старше она становится, тем хуже идут дела. Она стала мысленно заниматься самоуничижением: «У меня есть причина быть такой худой — я недостойна занимать место».

Весной дело обстояло плохо из-за бабушки. Теперь приближалось лето, а лето должно было стать плохим из-за Денни. Сидя на ступеньках крыльца или раскачиваясь на качелях, Сивилла вспоминала лето, которое привело к отъезду Денни.

Бей, бей, бей
В утесы седые, прибой!
И где же друга рука
И голос, что был со мной?
Но умер тот сладостный день,
И нет возврата в иной… —

цитировала Мэри, перехватившая инициативу у Сивиллы.

В конце весны 1935 года Сивилла столкнулась с новым страхом, который появился на почве переходного возраста. Страх этот концентрировался вокруг истерических симптомов, ставших частью ее тогда еще недиагностированной болезни. Истерия — grande hystérie или любая иная — это заболевание, проистекающее из эмоционального конфликта и в целом характеризуемое незрелостью, подчиненностью и использованием защитных механизмов не только диссоциации, но и конверсии. В классическом виде истерия проявляется физиологическими симптомами, поражающими мышцы или органы чувств. В процессе конверсии подсознательные импульсы превращаются в физиологические симптомы. Вместо сознательного переживания эмоциональный конфликт выражается физиологически.

Неожиданно у Сивиллы немела половина лица и рука на той же стороне тела, иногда ослабевала одна сторона тела — не всегда одна и та же. Почти постоянно у нее болело горло, и она с трудом проглатывала пищу. Она начала страдать туннельным зрением: часто один глаз переставал видеть. У нее — и у некоторых других «я», особенно у Мэри — развился нервный тик, который, так же как тик телефонистки, пугал горожан.

Сивилла или одна из «других» могли изгибаться, дергаться, совершать какие-то непроизвольные телодвижения. Сивилла или эти «другие» могли, проходя в дверной проем, ударяться о дверь, а подходя к закрытой двери, врезаться в дверную ручку. Симптомы эти усиливались из-за головных болей, таких сильных, что после их приступов Сивилле приходилось отсыпаться по нескольку часов. Сон после этих головных болей у Сивиллы, которая вообще спала очень чутко, был столь крепким, что напоминал наркотический.

Более всего ее расстраивало, что жизнь проплывает мимо и наполнена какими-то странными предчувствиями. Иногда Сивилла вспоминала о том, что где-то была или что-то делала, как о сновидении. Иногда ей казалось, что она идет рядом с собой и смотрит на себя. А иногда она не могла провести различия между снами и этой нереальной, похожей на сон реальностью.

Как-то вечером Сивилла упомянула об этом чувстве нереальности своим родителям, которые тут же решили отвести ее к доктору Куинонесу, городскому врачу.

Доктор Куинонес диагностировал у Сивиллы хорею Синденхема — то же, что пляска святого Витта. Объяснив, что существенным аспектом болезни является психологический компонент, он посоветовал Сивилле встретиться с психиатром и договорился о посещении доктора в Миннеаполисе. Уиллард и Хэтти отказались от этого визита. Если все дело в психологии, заявил Уиллард, он справится сам. Исходя из этого предположения, он купил Сивилле гитару и нанял для нее учителя. Отец и дочь занимались вместе, а позже пели дуэтом. Поскольку Вики, Мэри, Пегги Лу и некоторые другие «я» тоже учились играть, причем делали это с разной степенью энтузиазма, исполнительский уровень дочери Уилларда Дорсетта был поразительно неустойчивым.