Сюрреальное Понятное

Сборник натурального молока, сбор трав для чая,

Делания преисполнен завет молодых ключиков:

Покуда много полно́ – нельзя без промедления тут!

Натуральная еда на фоне одного стакана с чаем,

Беляши в ночи плачут от одиночества!

Прими их такими, какие они есть и выпей напитка.

Утром станет хорошо, я обещаю.

Музыка – это фон.

Темный фон – это атмосфера звезды.

Какой еще рассказчик думает также:

Один утром поёт, другой на земле ропщет,

Рыщет дырявое корыто.

Там спрятаться от гнева легко,

Сделаться великим – также легко,

А стоит оно того?

Дело говоришь, интуиция,

Ловки твои пёстрые крылья,

Драматичны твои серые глаза.

О любви они говорят —

Она в далеком времени еще сыпется?

Смешная оса, и одежды её и потускневший вид.

Выстрелом звучит начало всего,

Немотой дышит последнее из всего.

Чем легче и проще – тем популярней Оно.

Звезда всё ещё помнит твою улыбку,

Так одари же её своим кофейным вниманием —

Человеко-пятикнижие!

Копирование форм,

Размножение клеточной туфельки.

Фруктовое, овощное на фоне существования —

Грузно оседает перед ногами некоего правителя.

Это равно стёртой грани или ещё чему —

Пока не исследованному, пока не открытому,

И не подверженного никакому тлению.

Цифра для очков, сумрак для красивой обложки:

Книжки тут печатают сами себя.

Это простая арифметика, тут думать не нужно,

Или топтаться на месте: всё сделано за тебя!

Уже зашитая рана,

Ужом обвивает внутренности, глаза.

Стереть бы её запах,

И дух.

Чтобы не возникало соблазна

Снова послушать фееричное,

Фиалковое кино.

Звуки наводнили восприятие,

Уши размёрзлись сами по себе.

Некоторым нужна нежность и важность,

А многим просто покой.

Просто оставить дверь не запертой,

Отвалиться за негу морскую,

Небесную, за парапет к звездам шагнуть.

Всё это сыпется мелко, мелью молоком —

Мучной же травой и меловым отложением.

Древность – порог перед жизнью,

Всё остальное – костяное недоразумение.

Финал новые грани отворяет,

Новое воспевает в котле и больше того —

Пролётом стеклянных балконов

Дремоту наводит на лоб.

Пластинчатое тело зиждется на двух ниточках:

На синей и красной,

И зелёной с белым.

Их преступление в нежности к нам.

Прощать – значит испытывать милосердие,

А это сейчас редкое качество.

Особенно в книгочеях-книгомарателях,

Вроде тех, кто умеет правильно сети расставлять,

Ловить сумму да не разума полноту.

Вечера слепоту, и кристаллы самой же лепоты:

Красильниковой, треклятой и далее.

По осям желания, мечты Перинея вьются ужом —

Долгой дорогой, коротки путём: одно или много,

Одно или Всё.

И точка нужна здесь, как потоки воздуха нужны перьям, чтобы те могли взлетать и падать.

Длинная Мать

Печать, окно, мечта.

Нежные руки, длинные головы

Смотрят на меня или не смотрят:

Не важно теперь, потому что печать

На руках такая же смелая, как и вчера.

Спасибо окошку в снежный мир —

Он грел меня все это время,

Обгонял по встречам,

Менял подгузники нерожденным идеям.

Как славно осознавать, что есть Такое

В тело завернутое, в материю облаченное.

Раскачивается оно мягко, по родному —

Розовые основы, голубые подложки.

Гадость забралась в желудок,

И теперь живет там сорочина мух:

Желатин Вельзевула срам свой стыдливо

Прикрывает черным шелком и гарью.

Длинной матерью является моя любовь.

Длинным пальто обволакивает Адамово

Яблоко, глазное его очарование тут же грустинку

Выказывает – «Да что за тягучая песенка?»

Веревочке всегда есть где развернуться:

Олеа в Вечери Звезды.

Еще раз про окна и снежные печати на руках,

Еще раз про матерь основы,

Розовую нежность внутри и губы со вкусом вишни.

Ох, как это по-стариковски,

Да! Именно по-детски варева местные

Разнеживают нашу общую повесть,

Еще раз про магический круг и седьмую книгу,

Еще раз с песней пройтись по площади.

Главное тут – самой чудесной и всеми любимой

Чтобы суметь разбудить, чтобы еще, чтобы Домой попасть

Наконец.

Обыкновенные варежки перед лицами тычут

Красой достопочтимых особ, лицами простыми,

Лицами сложными: бабочка наполнила

Сосуды жизнью, стала что-то большим,

Чем просто планетой и солнцем в одноглазом певуне.

Пятистишия недостаточно.

И еще раз:

Пятистишия более чем достаточно

Для просветительских целей

Достопочтимых особ.

Бабочка-матерь крылья сажает в сырую землю.

Пыльца на её ножках разносит гармоническую

Мелодию дальше, чем шмеля основа

И Человеко-пятикнижия глухая сова.

Информация для пытливых:

Кожаное безумие кожаным неглиже

Разумом здесь и там находится. Сразу

Распевается сипло, дорожка его прекратилась

Дрожа, перекатилась на левую сторону!

Ах, как хороша песенка вышла,

Вперед она покатилась,

К земле преклонилась и зашипела гадюкой:

«Впереди у Вас множество развилок,

А еще рассыпается передняя стенка желудка.

Через тринадцать минут доложите обстановку!»

И доложили,

Положили у подножья гор прогорклый туман

И медяную монету.

Шум, стеклянные очки, распетая гроза —

Одним вперед замри! Седьмая магика,

Тёмная магика, пятая магика.

Второе пришествие взмочило громкое тесто!

Высокое, тесное, переливчатое,

На глаза пахнуло влагой, вдохнуло

Низкую, терпкую, тугую охапку созвездий.

На главы мировых держав

Тряхнуло сырцой и пелёнкой льняной.

«Красота» – сказали небесные длани.

А земные черви раскудахтались завистью.