Согласно онтопсихологии, область импульсов, то есть психическая реальность, рождающая существенные в историческом отношении обстоятельства, имеет метаисторический характер. Именно поэтому она необязательно должна без остатка выражаться на уровне феноменологии, правда, ее можно в полной мере постичь, даже исходя из самых незначительных данных: будучи действующей имманентностью, она всецело присутствует в каждом своем проявлении.
Подлинное журналистское свидетельство, таким образом, родственно предсказанию не во внешнем, а в психологическом масштабе времени: оно есть антиципация осознания того, что проявляется на наших глазах так, чтобы мы могли понять его, а не только претерпевать.
В сущности, журналист способен интуитивно уловить течение коллективного бессознательного подобно тому, как в психотерапии онтопсихолог способен по немногим признакам постичь фундаментальный «смысл» другого человека, а впоследствии помочь ему осознать этот смысл, дабы другой мог справиться с ним субъективно нужным образом. Журналист должен уметь разглядеть, уловить факт в его архетипическом смысле. Архетип – это постоянная величина потенциала, вследствие чего архетипы суть модальности, с помощью которых жизнь пытается структурировать обстоятельства бытия человека[80].
Журналист, следовательно, должен уметь уловить факт, а затем охарактеризовать его, то есть снабдить нужной этикеткой в соответствии со спокойным «ведомственным» словоупотреблением читателя, кодифицировать и артикулировать его в соответствии с кодом восприятия, присущим тому, кто его читает. Однако это приспособление бывает формальным и не касается сути дела, оно направлено именно на то, чтобы избежать неверных толкований и передать другому как можно больше сведений о происходящем.
Если хорошо усвоить сказанное мною, то, очевидно, нет никакого смысла утверждать, будто журналист вынужден писать определенные вещи или заниматься черной хроникой, дабы продать свой товар. Это такая проблема, которая решается, когда человек достигает зрелости сознания. Нельзя в расчете на гонорар делать сенсацию, например, на том, что рядом с процветающим курортом, где миллионы людей наслаждаются прекрасным отпуском на пляжах побережья, найдена дохлая крыса. Мы не имеем права подражать и попустительствовать бескультурью и нецивилизованности «определенного рода массы».
Журналистика, несомненно, представляет собою огромную власть, однако именно поэтому нужно понять, что здесь существует порочный круг, который может быть разорван только самим журналистом. Журналисты также и создают публику, поэтому, выражаясь метафорически, совершенно очевидно: если я плохо кормлю свою лошадь, то на дурной лошади и поеду; таким образом, печать можно использовать как средство для образования массы, а не только для ее повседневного насыщения и подкрепления ее извращений. Поэтому журналисту необходимо приобрести основательные познания в области коммуникации, вернувшись к тем источникам, которые служат побуждениями к коммуникации.
Вследствие этого даже вынуждаемый случайными обстоятельствами писать о фактах из разряда черной хроники журналист всегда сохраняет возможность осветить их таким образом, чтобы вызвать у своего читателя не соучастие, а, скорее, осознание через кризис. Тогда он окажет услугу читателю, но не последует за ним в его «худшем». Можно, таким образом, писать и черную хронику, излагая не столько обычные заманчивые банальности, сколько то, что действительно случается за кулисами человеческих поступков, чтобы вызвать в общественном сознании серьезные размышления об этом.
В этом смысле периодическая печать будет более эффективной, чем, например, телевидение, которое все портит, помещая потребителя информации с помощью образов в самую гущу произошедшего и не оставляя ему ни малейшего пространства критической дистанции. У читателя же имеется в распоряжении пространство его внутреннего мира, позволяющее ему размышлять, и именно ввиду этой свойственной ему «привычной вдумчивости» журналист разумными средствами побуждает его к мышлению.
Следовательно, проблема журналистики решается постепенно, по мере созревания сознания и экономической и этической независимости журналистов. И даже там, где за кулисами человеческих поступков скрывается бесчеловечное вмешательство монитора отклонения, нужно вскрывать механизм этого вмешательства и никогда не нападать на человека, который бывает несведущим исполнителем и жертвой этого механизма.
Благодаря способности сознания подлинного журналиста к предвосхищению, можно руководить «причинной причинностью» бессознательного, направлять его на микроуровне в многообразие его индивидуальных проявлений и, вместо того чтобы подпитывать страхи и ощущение таинственного, говорить о первостепенном значении чистого деяния человека, то есть того способа, каким бытие существует в качестве исторического сознания.
• Бескультурье
• Безответственность человека и журналиста