Система

Чтобы выиграть немного времени, а его нужно не менее получаса, Медный должен , под каким-то предлогом задержать Ицмайлайфа в роте. Для Медного это не должно составить труда, как и для любого старослужащего по отношению к духу. Как любит говорить Монтана: «Докопаться можно и до фонарного столба». Единственный аргумент, который не позволит припахать Ицмайлайфа больше чем на полчаса это то, что он должен готовить баню Томилову. Поэтому, друзьям снова приходится действовать в режиме цейтнота.

Без десяти шесть, увидев в окне шагающих на ужин курсантов, друзья выдвигаются на операцию. У входа в баню их уже ждёт Афоня, у которого совсем немного времени. Он должен помочь Киру быстро поставить на место трубу, после того, как в ней окажется Емеля. Отработанный приём с превращением лавки в лестницу занимает не больше минуты. Трубу, державшуюся на шести болтах сняли тоже быстро. Пока Кир с Афоней раскручивают болты и опускают на пол трубу, Емеля снимает форму и одевает старую изодранную афганку. Снятую с себя форму он аккуратно складывает в пакет, который Кир должен забрать с собой. Когда Емеля последний раз оглядывается перед тем, как залезть в трубу, которая может оказаться для него смертельной ловушкой, он кажется Киру похожим на Гагарина. Зелёная тряпичная шапка от афганки, чем то напоминает шлем космонавта, и Емеля по всем законам жанра должен сказать «Поехали!». Емеля молчит, но его улыбка такая же обаятельная, как у Гагарина, говорит о том, что он готов выполнить задание и ничего не боится. Наверное он в детстве тоже, как и все мечтал стать космонавтом, и теперь его мечта частично исполняется в несколько извращённой форме.

Когда босые ноги Емели полностью исчезают в отверстии, Кир и Афоня устанавливают на место недостающий кусок трубы, прикручивают его на те же шесть болтов и бросив прощальный взгляд на трубу, в которой остался замурованный товарищ, покидают раздевалку.

***

Часы напряжённогоожидания длятся мучительно долго. Сейчас Кир находится на посту один. На помощь по вызволению Емели из трубы должен прийти Медный. Пока же он находится в роте, чтобы не вызывать лишних подозрений. Он должен прийти за Киром, когда в роту вернётся Ицмайлайф, после того, как уберёт баню. Эти дополнительные полчаса уборки, и, соответственно заточения Емели, так же не были предусмотрены планом. Кроме того, Томилов может затянуть вечеринку, хотя по рассказам Ицмайлайфа этого за ним не наблюдалось.

Кир сидит за столом в конце огромного пролёта и крутит ручку старого приёмника, единственного развлечения, которое дозволяется на посту. Часов у него нет , и он узнаёт время от дикторов «Европы плюс». Уже двенадцать, Кир не может усидеть на месте и ходит вокруг стола, скрипя сапогами. По радио играет какая-то мура про настоящих индейцев и он делает приёмник тише.

«Ну, в любом случае уже не долго» – думает он, закуривая очередную сигарету На лестнице слышатся осторожные шаги. Кир настораживается и тушит бычок в консервной банке. Через несколько секунд из-за пролёта появляется крупная голова Медного.

– Пошли, – машет он рукой.

В раздевалке стоит запах духов, которыми щедро пользуется Томилов. Лавочка быстро становится на своё место, и Кир вдоём с Медным раскручивают болты.

– Эй Димон, ты живой там? – громко шепчет Кир в щель между трубами, когда стык с его стороны раскручен. Из трубы никто не отзывается. Кир с тревогой смотрит на Медного, который нервно клацает гаечным ключом об гайку. Когда труба в очередной раз опущена на пол, Кир окликает Емелю снова, но уже громче.

– Да не ори ты, – гулким эхом басит из трубы недовольный голос и чёрные ступни коротышки показываются в воздуховоде. – Помоги вылезти отсюда, – кряхтит он, протискиваясь задом в тесной трубе. Кир тянет, ухватясь за ступни ног, и через несколько минут Емеля в охапку с фотоаппаратом вываливается из трубы на руки товарищам. Оказавшись на свободе, он тут же садится на лавку и откидывается к стене, открыв рот, и жадно вдыхая воздух. На него страшно смотреть: насквозь мокрая от пота афганка, на локтях и коленях болтаются толстые шмотки грязи. Из под шапки, такой же мокрой и грязной, на лицо стекают мутные ручьи. Лицо Емели снизу от носа до подбородка чёрнее чем у негра. Если на момент поклажи в трубу Емеля показался Киру похожим на Гагарина, то теперь он походит на танкиста из сгоревшего танка. Невозможно представить, что такие перемены могут случиться с человеком за какие то два с половиной часа.

– Братан, тебя как будто корова пожевала, – только и может сказать обалдевший Медный.

– Она меня не только пожевала, а переварила и высрала на хрен. – Емеля говорит тихо, не поднимая головы от стенки и не открывая глаз. – Мне помыться надо, кажется афганку от тела не отодрать будет.

– Ты скажи, у тебя получилось? – Медный склоняется над Емелей, опираясь руками себе в колени.

– Есть кое-что… Там в чехле. – Емеля машет рукой в неопределённом направлении.

Медный бросается к стене, где лежит фотоаппарат.