Сирота с Манхэттена

У богатого негоцианта, который привык к такому подчинению проституток - он их иногда посещал, - вырвался хриплый рык. Мейбл отлично знала, как ему угодить.

Они вступили в страстную схватку, оба задыхались от наслаждения, как вдруг в самый яркий ее момент их заставил замереть пронзительный вопль. Послышались стремительные шаги, и за дверью раздался голос горничной Бонни:

- Мадам, девочка сильно плачет. Что делать, ума не приложу!

Мейбл высвободилась из объятий мужа. Быстро накинув красный шелковый пеньюар, она побежала в гостевую спальню. Лампа с желтым тканевым абажуром освещала печальную картину. Их подопечная словно сражалась с невидимым противником, разметав простыни и одеяла.

- Мамочка, спаси меня! - кричала она, вскидывая руки. - Папа! Они убивают папу! Мамочка!

- Боже правый, у нее снова жар? - спросила Мейбл, трогая лоб девочки.

- Нет, мадам, лоб у нее не горячий.

- Бонни, что она говорит? Я поняла слова «мама» и «папа», но остальное? Ваша матушка - уроженка Нормандии, если я правильно помню? И вы не упускаете случая похвалиться, что понимаете немного по-французски.

- Она зовет на помощь, мадам, - уточнила горничная. - Это совершенно точно. Но вот остальное…

Теперь девочка плакала, растерянно озираясь. Мейбл невольно залюбовалась ее сияющими голубыми глазами в окружении черных ресниц.

- Моя кукла! Я потеряла куклу, мою Кати! - пожаловалась малышка, захлебываясь своим горем.

- Бонни, ну постарайтесь! Что она сказала?

В этот момент вошел Эдвард. Он бросил на несчастную горничную такой сердитый взгляд, что та попыталась вспомнить хоть что-то из родного языка, увы, давно забытого.

- Она просит куклу, свою куклу Кати, - быстро проговорила Бонни.

- Куклу? Быстренько принесите ту, что я купила для нашей племянницы. Она в пакете, на нижней полке бельевого шкафа.

- Мейбл, я дорого заплатил за эту куклу. Она предназначается Перл, дочке моего брата, - заметил муж. - И привезена из Лондона! Головка и руки - из саксонского фарфора, платье - из шелка и парчи.

- Я хочу показать ей игрушку, и она успокоится.

Элизабет между тем пребывала на грани реальности и сна. Ее мучила стреляющая боль в ноге, лоб тоже почему-то сильно болел. Но ужаснее всего были картины, которые возникали снова и снова: вот мертвое тело матери сбрасывают в океан, вот отца забивают до смерти. В ушах звенел жуткий вопль, с которым Гийом рухнул на мостовую.

- Папа! Мой папочка! - изо всех сил закричала она. - Они сделали ему больно! Он умер!

Бонни, которая как раз вошла с розовой картонной коробкой, в которой была кукла, услышала последние несколько слов, побледнела и быстро перекрестилась.

- А вот это я поняла, мадам! Девочка говорит, что ее папа умер.

- Боже, сколько жестокости в мире! - всплеснула руками Мейбл. - Наверное, отца убили у нее на глазах. Покажите ей игрушку, Бонни, скорее!

Поразительно, но появление невероятно красивой куклы в поле зрения ребенка дало ожидаемый эффект. Ошеломленная Элизабет сквозь слезы уставилась на крошечное личико куклы с блестящими глазами, в облаке белокурых кудряшек, потом - на ее бирюзовое платье. Наконец дошел черед и до людей, которые склонились над ее кроватью.

При виде двух молодых женщин она легонько вздохнула. Элизабет пока не осознала, что это не сон, так как в ее воспоминаниях еще было утро и дрессировщик медведей хотел увести ее с собой. Тут она вспомнила, как побежала со всех ног, и вороного коня, и толчок. Она даже не успела испугаться.

- Где я? - едва слышно спросила девочка.

Мейбл наклонилась ниже, с улыбкой глядя на нее. Элизабет увидела женщину с нежными чертами лица, глазами цвета янтаря, очень красными губами. Светло-каштановые волнистые волосы рассыпались по плечам красивой незнакомки… Ей снова так захотелось увидеть маму, прижаться к ней!

- Мамочка! - простонала она. - Я хочу к маме.

Эдвард раздраженно потер подбородок. Он решил, что лучше пойдет в гостиную и нальет себе бренди. Бонни сочла нужным перевести:

- Она просится к маме, мадам.

- Я так и поняла. Пожалуйста, попробуйте поговорить с ней по-французски. И имя! Спросите, как ее зовут. Завтра мы привезем сюда вашу матушку, она побудет переводчицей.

- Моя мать умерла прошлой зимой, мадам, - пробормотала Бонни. - Вы еще дали мне тогда отпуск.

- Мой бог, конечно, я забыла! Тогда, прошу, постарайтесь! Я вас отблагодарю.

- Скажи свое имя, - ласково попросила девочку горничная. - Твое имя?

Элизабет вздрогнула, но радовало уже то, что она поняла вопрос. До сих пор слова, которыми обменивались эти люди, не имели для нее смысла. За неделю жизни в Бронксе она привыкла слышать иностранную речь, в которой доминировал английский, но ни одного слова она так и не запомнила.

- Лисбет, - робко прошептала она.

- Это не французское имя. Ты из Франции? - настаивала Бонни.

- Да. Мама умерла на корабле. Папа… Я не знаю. Вчера вечером те люди очень сильно его побили.

- Еще раз: скажи свое имя!

- Элизабет, но папа зовет меня Лисбет.

Мейбл сложила руки в молитвенном жесте - так ее умилил тоненький голос ребенка.

- Мадам, у нее больше нет родителей, я в этом уверена.