Синий тарантул [сборник]

– Сегодня, мой юный друг, у меня большой день: закончена первая половина докторской диссертации. Труд долгих утомительных лет! Да, совсем забыл! Позвольте представиться – Николай Николаевич Будин, кандидат экономических наук, по статистике.

Нежин назвал себя.

«Какое совпадение – мы оба статистики!» – подумал он.

Скоро официантка принесла ароматный бифштекс и яичницу на сковородке. Повязавшись салфеткой, Будин взял нож и вилку.

– Мой юный друг, давайте выпьем! – предложил он. – Много раз я пью это вино из Шампани, но оно всегда ново для меня. Все народы во все времена и эпохи тяготеют к вину. Возьмите аква-витэ у римлян, тодди в Африке, сакэ в Японии, шаосин у китайцев.

– Именно, именно! – согласился Нежин.

– Если не говорить о марочных винах, – жуя бифштекс, добавил Будин, – то я предпочитаю всему шампанское изящных французов.

Уже через минуту он оторвался от еды и приветливо улыбнулся:

– Давайте еще по бокалу. За мою диссертацию. За будущее звание!

После третьего бокала Будин повеселел еще больше, он говорил теперь о скрипках мастеров Амати, Страдивариуса, Гварнери, о 130 видах духов, о бриллиантах, о черном, зеленом, коричневом и фиолетовом дереве. И Нежин слушал изящную и благозвучную речь своего нового знакомого, поражаясь широте его знаний. Но вот Будин взял ломтик ананаса и капризно заявил:

– Хочу говорить только о скрипке! Хочу слушать только скрипку!

Было заметно, что им начинает овладевать хмель.

Нежин охотно поддержал его.

– Будем слушать скрипку, Николай Николаевич. Я ведь сам немного играю.

– Да?! Мой музыкальный Вадим! – радостно воскликнул Будин. – Какое совпадение! И я ведь чуточку скрипач, дошел в школе до Большого Донта. У меня дома – настоящий Гварнери. Скрипке 200 лет! Божественный звук, особенно струны «соль» и «ре». Я натягиваю итальянский аккорд, а иногда, как сам маэстро Паганини, беру виолончельные струны.

Будин молодел от вина, от вдохновения, которое вкладывал в свою речь.

Нежин смотрел в его холодные, блестевшие от вина глаза, на гладкий лоб, перерезанный вертикальной складкой, и чувствовал, что новый знакомый кажется ему все более обаятельным. Незаметно летело время, и Будин, взглянув на часы, вдруг сказал тоном приказа:

– Ну, мой друг, шерами, как говорят французы, едем ко мне играть на Гварнери! Я слушаю вашу игру, вы мою. Будем играть на виолончельных струнах. Едем! Счет! – махнул он официантке.

И, нарушив инструкцию о безопасности работников Главурана, Нежин отправился к Будину.

Это была его первая ошибка.

В этот вечер Катков и видел Нежина садившимся в такси вместе с представительным Будиным.

Квартира кандидата наук на Песчаной, 40 понравилась Нежину. Палевое масло на стенах, золотистые шторы, картины в тяжелых рамах, книги – все это было красиво, скромно и дорого.

– Вот и моя обитель, – сказал Будин, проводя Нежина в кабинет.

– А моя не особенно хороша, – искренне сорвалось у Нежина.

– Пустяки, – беззаботно отозвался Будин, – квартиру всегда можно купить. Только б желание да деньги. А вот настоящий Гварнери. – И он протянул темно-оранжевую скрипку удивительно красивой формы. – Оцените сами!

Взяв легкий и гулкий инструмент, Нежин начал играть. Будин, откинувшись в мягком кресле, слушал и одобрительно покачивал головой. После серенады Тозелли Нежин исполнил «Пиччикатто», а затем арию Баха, затем «Траумарей». Играл он свободно. Его легато было незаметно в переходах смычка, звук лился нежно и ласково.

– Какое анданте! Какая кантилена! – восхищался Будин. – Вам только на Гварнери и играть.

Нежин был счастлив новым знакомством. Редкая скрипка, совпадение интересов, выпитое вино, атмосфера утонченного дружелюбия, которой его окутал ученый, – все это заглушило в работнике Главурана чувство осторожности.

За поздним ужином Нежин узнал, что Николай Николаевич не только профессиональный статистик, но как и он, работает в металлургии.

– Статистика по металлам – пуп промышленности, – афористически выразился Будин.

Совершенно доверившись ему, Нежин разговорился.

– Если не секрет, Николай Николаевич, какая тема вашей диссертации? – спросил он.

– По статистике, – уклонился Будин, постукивая пальцами по столу.

– Не скрывайте, Николай Николаевич, я тоже ведь статистик.

– И вы по статистике? – обрадовался тот. – У нас, шерами, полное родство душ! Ваши знания я уже вижу ценным грузом на моем диссертационном корабле. Это мы так не оставим! – и кандидат наук достал из стенного шкафа высокую бутылку с золотой головкой.

– Позвольте представить – мускат 1908 года, Португалия.

– 1908 год? – удивился Нежин, глядя на черно-вишневую ароматную жидкость, которую Будин разливал в граненые бокалы.

– Девятьсот восьмой. От чернооких лиссабоночек. Приобрел за границей, в командировке, – и Будин произнес тост: – Пью нашу дружбу, будущее сотрудничество.

Полувековой мускат обжег Нежина тысячью приятных уколов в небо и поразил приятным, ни с чем не сравнимым букетом.

– Черт возьми! – восхищенно вырвалось у него. – Португальцы кой-что смыслят в винах!

Время перевалило за полночь, но ужин продолжался. За мускатом последовало белое «Асти» из Италии.