Синий лабиринт

– Это точно! Эти старые плантаторские дома – настоящая черная дыра! Мы все в «Саутерн риэлти венчерс» благодарны вам за доверие, – искренне проговорил Бартлетт. Он вытащил из кармана платок и протер влажное лицо. – У нас замечательные планы на это имение. Замечательные! Приблизительно через два года тут все изменится: появится коттеджный поселок «Кипарисовая аллея». Шестьдесят пять больших, элегантных, построенных под заказ домов – мы их называем особнячками, – и у каждого участок в один акр. Вы только подумайте!

– Я и думаю, – сказал Пендергаст. – Представляю это себе довольно живо.

– Надеюсь, вы решитесь и купите себе один из особнячков. Удобств будет больше, а забот меньше, чем с вашим старым домом. И конечно, к покупке особняка прилагается членство в гольф-клубе. Мы предложим вам великолепные условия.

Бо Бартлетт по-приятельски похлопал Пендергаста по плечу.

– Очень щедро, – заметил Пендергаст.

– Конечно, конечно, – сказал Бартлетт. – Мы будем хорошо управлять этой землей, можете не сомневаться. Старый дом, конечно, останется. Он включен в Национальный реестр охраняемых объектов и все такое. Здесь можно будет обустроить великолепный клубный дом, ресторан, бар, кабинеты. «Кипарисовая аллея» будет строиться с учетом всех требований экологии – энергосбережение, зеленый сертификат на всех этапах работ! И в соответствии с вашими пожеланиями кипарисовое болото будет сохранено как заповедник дикой природы. В любом случае, по закону определенный процент земель девелоперских проектов – точнее, владений – должен отводиться под природоохранные цели и как защита от иссушения. Болото очень хорошо будет отвечать этому требованию. И конечно, не менее тридцати шести лунок поля для гольфа лишь добавят привлекательности проекту.

– Не сомневаюсь.

– Вы всегда будете моим почетным гостем в гольф-клубе. Значит… на следующей неделе вы начнете переносить прах вашей родни? – спросил Бартлетт.

– Да, я возьму все хлопоты на себя. И расходы.

– Очень по-человечески с вашей стороны. Уважение к мертвым. Похвально. По-христиански.

– И остается еще Морис, – сказал Пендергаст.

При упоминании Мориса – пожилого слуги, который присматривал за Пенумброй чуть ли не сто лет, – вечно солнечное лицо Бартлетта слегка помрачнело. Морис был такой же древний, как холмы вокруг, и бесконечно дряхлый, не говоря уже о его замкнутости и неразговорчивости. Но Пендергаст в этом вопросе был неколебим.

– Да, Морис.

– Вы оставите его здесь в качестве сомелье, пока у него будет желание оставаться.

– Значит, мы договорились. – Девелопер снова посмотрел на массивный фасад. – Наши юристы будут на связи с вашими по поводу окончательной даты закрытия.

Пендергаст кивнул.

– Прекрасно. Теперь я покидаю вас и… вашу даму, чтобы вы могли отдать дань памяти. И пожалуйста, не торопитесь. – Бартлетт вежливо сделал шаг от дома. – Или вас подвезти в город? Вы, вероятно, приехали на такси – я тут не вижу машины.

– Благодарю, в этом нет необходимости, – сказал ему Пендергаст.

– Понятно. В таком случае всего доброго. – Бартлетт пожал руку сначала Пендергасту, потом молодой женщине. – И спасибо еще раз.

Последний раз отерев лоб платком, он вернулся в машину и уехал.

Пендергаст и Констанс Грин поднялись по старым ступеням крыльца и вошли внутрь. Достав из кармана ключи на маленьком брелоке, Пендергаст открыл главную дверь особняка и пропустил Констанс вперед. Внутри пахло мебельной полировкой, старым деревом и пылью. Разглядывая различные атрибуты, они молча прошли по помещениям первого этажа – по гостиной, приемной, столовой. На всем уже висели бирки торговцев антиквариатом, агентов по торговле недвижимостью, аукционных домов – все было подготовлено к вывозу.

Они остановились в библиотеке. Констанс подошла к шкафу со стеклянной дверцей. В нем стояли инкунабулы: Первое фолио Шекспира, одна из ранних копий «Великолепного часослова герцога Беррийского»[85], первое издание «Дон Кихота». Но больше всего Констанс заинтересовали четыре громадных тома в дальнем конце шкафа. Она почтительно вытащила один и начала медленно переворачивать страницы, восхищаясь невероятно живыми и реалистичными изображениями птиц.

– «Птицы Америки» Одюбона, формат «двойной слон»[86], – прошептала она. – Все четыре тома. Приобретенные одним из твоих прапрапрадедов у самого Одюбона.

– Отец Езекии, – ровным голосом сказал Пендергаст. – Это единственные книги, которые я хочу сохранить, вместе с Библией Гутенберга, которой семья владела со времен Анри Прендрегаста де Мускетона. Оба издания были приобретены до того, как Езекия опозорил семью. Все остальное будет продано.

Они вернулись в приемную и поднялись по широкой лестнице на верхнюю площадку. Перед ними была гостиная второго этажа, и они вошли туда, миновав два слоновьих клыка при дверях. Внутри, кроме ковра из шкуры зебры и полудюжины звериных голов на стенах, был оружейный шкаф, полный редких и очень дорогих охотничьих ружей. Как и на первом этаже, к каждому ружью была прикреплена бирка с ценой.

Констанс подошла к шкафу.