Май спешила к Июлю. Мимо скверов, домов, станций метро, площадей, тормозя только на светофорах и срываясь с места на зеленый. Грубо нарушая скоростной режим. Кажется, мелькнул в зеркалах заднего вида синий проблесковый маячок, но она не сбавила хода. Может быть, это не ей. А если ей – плевать. Правила созданы для того, чтобы их нарушать. В совсем особых случаях. У нее был особый случай, и Майя нарушала все правила.
Врач в больнице тоже пытался говорить с ней о правилах. Что нельзя. Что режим. Правила не внушали Майе никакого пиетета даже в детстве и юности. А уж сейчас… сейчас ее не остановила бы и стена.
Медики вздохнули и проводили к палате, перед дверью дав строгий наказ не волновать пациента.
Да уж не извольте беспокоиться.
В палате зеленые стены и того же оттенка жалюзи на окне. Наверное, этот цвет должен внушать спокойствие. Но именно из-за него лицо лежащего на высокой кровати человека кажется совсем лишенным красок, присущих лицам живых людей. Нездоровая зеленоватая бледность. И открывшиеся на ее появление глаза.
Измученные.
Семисантиметровые шпильки вздумали Майю предать и покачнуться. Пресекла. Все пресекла и задавила в себе.
Дрожь в ногах. Ком в горле. И острое желание упасть на колени перед высокой кроватью и разрыдаться.
Все скрутила, завязала, затолкала внутрь. И осталось только самое настоящее и важное.
– Здравствуй, Июль.
Здравствуй, слышишь меня?! ЗДРАВ-ствуй.
Помнишь, я сказала однажды, что твое сердце принадлежит мне? Я не позволю, чтобы с МОИМ сердцем случилось что-то плохое.
Здравствуй, Июль… сколько раз он слышал эти слова. В разных ситуациях, шепотом, в полный голос, радостно, осторожно, озорно, ласково… но никогда – вот так.
Что он мог ей ответить?
Только:
– Здравствуй, Май.
И собственный голос показался чужим, незнакомым. И говорить было трудно.
А она шла навстречу. Ему навстречу. Медленно, неумолимо. Потом остановилась и стала внимательно изучать капельницу, затем перевела взгляд на монитор, к которому его присоединили. Словно понимала что-то, словно ноты свои читала на экране.
И Илья отвернулся, обратив голову в другую сторону. Чтобы не видеть.
Это было невыносимо – лежать и ощущать полную беспомощность, осознавать, что в ближайшие дни будешь здесь – в палате, с врачами, зависим от других людей. Не-вы-но-си-мо.
Но вдвойне невыносимо было осознавать, что таким его видит Май. Илья не хотел. Потому что он должен быть для нее опорой – всегда. Он – мужчина и глава семьи. А не… не лежачее существо, напичканное лекарствами.
Он даже не понял, как все случилось. Рабочий день без нештатных ситуаций. Изучал новый проект жилого комплекса, и вдруг стало душно. Мало воздуха. Ослабил галстук. Мало. Расстегнул верхнюю пуговицу. Все равно мало. Встал, чтобы шире распахнуть окно… не дошел. Словно кто-то в груди ржавой отверткой что-то закручивать стал… сил хватило только опереться ладонью о стол. Последнее, что помнит, – вошла Светлана Егоровна с папкой, а дальше темнота.
– Как ты? – послышался тихий голос жены.
– Все нормально, – ответил он через силу, затылком чувствуя ее взгляд.
– Ты так и не научился мне врать, Июль, – негромкий цокот каблуков, голос послышался теперь с другой стороны.
Илья открыл глаза. Май обошла кровать и стояла сейчас перед ним. Какое-то время они смотрели друг на друга. Он просил ее взглядом: «Уходи». Она понимала. Он точно знал, что понимала, но…
Вместо того чтобы послушаться, начала снимать туфли. Одну, потом вторую, потом подняла до середины бедра узкую юбку и…
– Что ты творишь, Май?!
– А ну-ка, подвинься!
И залезла на высокую кровать!
– Май, зачем ты это делаешь? Перестань. Тебе… тебе вообще здесь быть необязательно. Лучше езжай домой, к Юне.
Но она не слушалась. Разве она вообще слушается, если что-то вобьет в свою революционерскую голову? Майя устроилась рядом, опустила свою голову рядом с его плечом, обняла рукой, очень осторожно, не потревожив ни один провод, и положила ладонь совсем рядом с сердцем, прошептав:
– Шестнадцатая, восьмая, шестнадцатая.
Словно волшебные слова из сказки. Словно это работает. Словно исполнится загаданное желание.
Не-вы-но-си-мо.
– Май, это не двухместный номер отеля.
– Помолчи, а? Сейчас я начну тебе рассказывать, что мы будем делать дальше. Я говорю – ты слушаешь и выполняешь.
– Май, ничего не получится. Ты без скрипки. Аншлага не будет.
Ему снова хотелось отвернуться, но ее голова была так рядом, и щека почти на плече. Совсем как утром. Сегодня утром они лежали точно так же. Только у себя дома. И впереди был целый день. У нее репетиция, у него – новый проект, и она такая соня, еще хотела дремать, и он привычно целовал ее в макушку. Он вообще не знал, как жить, если не целовать ее туда, и все было совершенно ясно и понятно еще утром. Всего несколько часов тому назад.
Илья не отвернулся только потому, что рядом была эта самая темноволосая макушка.
А Май ухитрялась самыми кончиками пальцев гладить его кожу, ничего не задевая.