Синий бант

Все правильно. Она же… музыкант. Скрипачка. Уткнувшаяся носом в его шею скрипачка.

– Наш сын ждет дома папу, чтобы разобраться вместе с ним, как работает новый радиоуправляемый катер. А твоя вероломная жена вернется сегодня домой и повесит на дверь портрет твоего любимого скрипача. Если тебе не нравится такое украшение нашей спальни, приезжай и сними его оттуда сам.

– А у меня есть любимый скрипач? – он все-таки обнял ее свободной рукой и сжал тонкое плечо.

– У тебя есть любимая скрипачка! Которая очень-очень тебя любит.

Нос перестал касаться шеи, потому что любимая скрипачка приподнялась и посмотрела на Илью. И отворачиваться уже было поздно. И закрывать глаза тоже.

– МЫ тебя очень-очень любим. И ждем дома, – поцеловала. – После того, как врач спустит с тебя три шкуры за кофе и сигареты.

– И тебе не жалко трех моих шкур?

Она тихонько рассмеялась. И от этого смеха вдруг что-то изменилось, стало светлее и… легче. Дышать легче. Смотреть легче. На нее смотреть. И не отворачиваться.

Майя… вечный родник с живой водой…

Интересно, у родников бывает острый язык? У его есть точно. – Тебе пойдет на пользу, – уверила она Илью. – Может быть, тебе даже понравится. Без трех шкур, сигарет и кофе. Будешь как новенький. Вернешься домой – начну регулярно практиковать.

– Я даже знаю чем – смычком.

Они засмеялись оба, поэтому не услышали, как почти беззвучно открылась дверь палаты интенсивной терапии. Врач заглянул проверить состояние пациента. За годы своей практики он повидал многое, но лежащих в обнимку и смеющихся мужчину и женщину через несколько часов после экстренной госпитализации больного – впервые. Это было настолько ошеломляюще и интимно одновременно, что доктор просто тихо закрыл за собой дверь.

Он зайдет чуть позже.

Пациент, только что поступивший, лежащий под капельницей и присоединенный к монитору, смеется. Негромко, но искренне и легко. По-настоящему.

А это значит – там все будет в порядке.

* * *

Рядом с «мерседесом» стояла патрульная машина. И двое полицейских. Один что-то говорил в рацию.

– Ваш автомобиль?

– Мой, – собственный голос звучал бесцветно и был прозрачным, как стекло.

Майя, прикрыв глаза, слушала гневную нотацию. Про безответственность на дороге. Про вопиющие нарушения. Про последующее наказание – штраф и, вполне возможно, изъятие прав. Про автоматическую и неоднократную фиксацию фактов.

– Что вы молчите?! – не выдержал сотрудник ДПС. – Нечего сказать в свое оправдание?!

Он на вид чуть старше Майи. Что же вам сказать, господин полицейский? Сейчас у меня и в самом деле нет слов. А мне еще сыну дома объяснять, что случилось с папой.

– Скажите, вы женаты?

Вопрос мужчину удивил. Он помолчал, хмуро глядя на Майю.

– Да, женат. Двое детей. Это имеет какое-то значение?

– Вот представьте себе, – Майе казалось, что она говорит под гипнозом – медленно и будто неохотно, – что вашу жену привезли в больницу в предынфарктном состоянии. И вы не знаете, что сейчас с ней. Жива ли вообще? Ваша любимая женщина, мать ваших детей. Вы бы соблюдали правила? Или включили мигалку и помчались, наплевав на все? Я бы тоже включила мигалку… Вся разница между нами в том, что у меня не было этой гребаной мигалки.

Ноги вдруг перестали держать. И силы держаться кончились. Покачнулась. Скинуть к черту эти шпильки, что ли?

Спустя пару секунд Майя рыдала в полицейский погон, царапая щеку о маленькие звезды. А капитан неловко гладил ее по руке и что-то говорил. Что штраф все равно выпишут, иначе просто нельзя, но права оставят. И что он все понимает.

А она была готова даже с правами расстаться. Если это вдруг – цена.

* * *

Он повернул ключ в замочной скважине и открыл дверь. Дверь собственной квартиры. Никогда не думал, что это станет так важно – просто открыть дверь своего дома. Май, стоявшая за спиной, хотела это сделать сама, но Илья протянул руку. И она безмолвно вложила в нее ключи.

После больницы с ее распорядком, осмотрами, процедурами, запахами стерильности и лекарств одновременно это была свобода. Он устал быть в больнице. Выполнять предписания. Слушать, как надо себя беречь и бездеятельно проводить дни.

Видеть страх в глазах Май он тоже… не хотел.

И вот теперь – дома. Илья сделал шаг в сторону, пропуская вперед жену, потом зашел сам. Фортепианные гаммы звучали громко и с чувством. Судя по запахам, на кухне колдовала Елена Дмитриевна. Теперь она уже не вела хозяйство, этим занималась приходившая на несколько часов три раза в неделю помощница. А вот кухню Елена Дмитриевна не отдавала никому и оборону держала стойко.

Илья снял обувь, заглянул в гостиную. Юня сидел за роялем и старательно нажимал на клавиши. А за его спиной, пристроив передние лапы на табуретку, стоял песик и пытался частично подпевать, а потом вдруг залаял.

– Ну вот, мы сбились, ты зачем так громко гавкаешь? Теперь надо сначала…

Но маленький шпиц уже не слушал своего хозяина, он с радостным лаем устремился навстречу слушателю.

– Папа!

Юня тоже спрыгнул со своей табуретки и побежал к отцу. И обнял его за шею. Потому что папа всегда приседал и обнимал его в ответ.