Синее море

Т е т у ш к а  М и л а. Нынче все так. А управляющий Казенной палатой Андерсон? Там у них, у колонки, клуб бывших статских советников. Но вы молодая, у вас все впереди. Сидите пока что дома, слава богу, что хоть так.

А н я. Сережа говорит, что ожидается новая политика. Я в этом ничего не понимаю, но он говорит, что, может быть, даже частную торговлю временно разрешат.

Т е т у ш к а  М и л а. Дай-то бог.

А н я. И он говорит, что таким, как мы, студентам, учителям, вначале легче не будет. Торгаши и спекулянты расцветут. Он говорит, что папаша Шевчик, того гляди, свой конфекцион возродит. Так что Косте будет хорошо, а уж нам придется без папенек и маменек. Он так и говорит. И это он заставил меня учить стенографию по системе Животовского, потому что надо уметь и знать, чтобы жить по-человечески, а не на чьей-нибудь шее.

Т е т у ш к а  М и л а. Сережечка умный, вы ему верьте. Нет, а с частной торговлей все-таки легче будет. Долго ли можно протянуть на старых штанах?

А н я. Хорошо — у вас вещи, а у нас только книги. Цирк. (Прислушалась.) Может, будить?

Т е т у ш к а  М и л а. Ни-ни-ни. Он заснул часа в четыре, а то и позже. Ночью стреляли. Вы слышали?

А н я. Кажется, в Загородном. Говорят, дезертиров ловили.

Т е т у ш к а  М и л а. Прямо кошмар, а не жизнь… А проснется — уж то-то обрадуется, что вы у меня. Значит, помирились? Так отчего ж он такой пришел?

А н я. Помирились или поссорились — не знаю. Что-то случилось, Людмила Яковлевна. Не знаю, не знаю. Что-то случилось…

Т е т у ш к а  М и л а. Может, настроение такое, неприятности?

А н я. Не знаю. Наверно, ему не понравилось, как я танцую Офелию. Посмотрите, как я танцую. (Печально танцует.) А тут я разбрасываю цветы и тихонько пою: «Так не придет он к нам опять, его нам больше не видать…» (Опустилась на стул, не закончив танца.) Как все сложно в жизни…

Т е т у ш к а  М и л а (поджав губы). Вы что же, Анечка, может, еще и в балерины собираетесь?

А н я. Люблю танцевать. Что тут такого? И рада, обрадовалась, что у нас будет вечер, как было прежде, и теперь я уже не маленькая и буду танцевать Офелию…

Т е т у ш к а  М и л а. В гимназии мадам Констан у нас тоже устраивали вечера. Я мелодекламировала по-французски.

А н я. Прибежала к нему поделиться…

Т е т у ш к а  М и л а. А он что?

А н я. Я так привыкла, что ему нравится все, что я делаю. Не знаю, не знаю… (Поднимает голову, и на глазах у нее — слезы.) Знаю только, что не я от него, а он от меня уйдет. (Пауза.) Вот чем это кончится.

Т е т у ш к а  М и л а (развеселясь). Что вы, деточка! Вы прекрасно танцуете! Может быть, вы и на самом деле Гельцер? (Суетясь, прибирает на столе.) Нужно антант кордиаль — сердечное соглашение. А ему не понравилось? У него характер. Долой, долой монахов, долой, долой попов… Как у Тимоши. Так-таки не поправилось? Отвернулся — и кончен бал?

Шаги.

Кто там?

Входит  Ш е в ч и к.

Ш е в ч и к. Это я.

Т е т у ш к а  М и л а. А Сережечка еще спит.

Ш е в ч и к. Спит? И ничего не знает? Фу-у. (Сел в изнеможении.) Я сейчас заскочил к Мишке, а его, заметьте, так всю ночь и не было, исчез…

Т е т у ш к а  М и л а. Болтаешь не разбери что. В чем дело?

Ш е в ч и к. Я думал, что я погиб.

Т е т у ш к а  М и л а. Ну вот, пошел-поехал. Погрызи коржик.

Ш е в ч и к. Только что меня таскали в чрезвычайку.

Т е т у ш к а  М и л а. Господи!

Ш е в ч и к. Сижу, в горле ком, ничего не вижу. «Фамилия? Имя-отчество?..» И потом: «Вы в курсе?» Ни в каком я не в курсе. «Не притворяйтесь, хватит». В голове туман, несу какую-то околесицу. «Ладно, мы еще поговорим. Уведите его». Иду, шатаюсь. Думаю — в каталажку. Прощай, Шевчик! И представьте — выпускают на улицу. Солнышко светит. Я было подпрыгнул от радости, но не тут-то было: встречаю Валерку Конюса, а уж у него нюх. Несется как паровоз. Завел в подворотню. «Слыхал, Мишка Яловкин арестован? Говорят, убил кого-то…»

А н я. Мишка? Убил?

Т е т у ш к а  М и л а. Не слушайте вы его. Дернет же за язык сказать такое! Всегда у него слухи.

Ш е в ч и к. Слухи, слухи, а за Дмитрием Васильевичем уже пришли.

А н я. За папой?

Ш е в ч и к. Не волнуйтесь, Анечка, но его увели.

Т е т у ш к а  М и л а. Да замолчи ты…

Ш е в ч и к. Я не видел, но, говорят, под конвоем, трое с винтовками и сзади пулемет.

А н я. Я… бегу… домой…

Ш е в ч и к. Я не утверждаю, но говорят.

Т е т у ш к а  М и л а. Сядьте, Шевчик, ни одного слова больше. Спокойно, дети! С вашим отцом, Аня, ничего не может случиться. Все знают в городе, какой он человек…

Ш е в ч и к. Но ведь это чрезвычайка, Людмила Яковлевна. Побыли бы там с полчасика, как я…

Т е т у ш к а  М и л а. Тихо, звонок.

Действительно, задребезжал колокольчик.

Ш е в ч и к. Дверь не заперта, я-то ведь вошел…

Т е т у ш к а  М и л а. Значит — чужой. (Заторопилась к двери, вышла.)

А н я. Но папу-то, папу за что?