Синее море

К р у м и н ь. Да, спички у нас плохие. Так вот, меня интересует этот молодой человек. О чем говорит, что думает. Насколько мне известно, в школе имеется исторический кружок. Собираются его товарищи. Они меня тоже интересуют. Кто там у них верховодит? Яловкин? Или кто-нибудь другой? Кто именно? Что за разговоры ведутся? На какие темы?

М а л и н н и к о в. Милостивый государь! Вы за кого меня принимаете?

К р у м и н ь. Ваше право не отвечать, гражданин Малинников.

М а л и н н и к о в. Извольте, я доложу, но только о себе. Я, знаете ли, против всякого насилия, в каком бы виде оно ни проявлялось. Я об этом заявлял и заявляю открыто. И представьте, уверен, что мне ничего не угрожает.

К р у м и н ь. А это? (Показал на сумочку.) За пайком собрались?

М а л и н н и к о в. В данном случае — нет. Прихватил на всякий пожарный случай.

К р у м и н ь. А!

М а л и н н и к о в. К тому же с утра не лопал.

К р у м и н ь. Что?

М а л и н н и к о в. Не трескал.

К р у м и н ь (смеется). Ну, советская власть! Довела!

М а л и н н и к о в. Елико могу, стараюсь говорить доходчиво.

К р у м и н ь. А здорово вы нас не любите.

М а л и н н и к о в. Не люблю.

Круминь равнодушно на него глянул и, склонившись над столом, что-то пишет.

Как видите, не зря прихватил сумочку! Припоминаю веселейший случай, когда Николай Первый посадил в кутузку профессора и цензора Александра Васильевича Никитенко за то, что тот пропустил в одном журнале непочтительное употребление слова «бог». Посадил, положим, всего на две недели, однако же…

К р у м и н ь (не отрываясь от бумаг). У нас за это не карают.

М а л и н н и к о в (ехидно). Но я сказал «бог» в более широком смысле.

К р у м и н ь. Я понял.

М а л и н н и к о в. История в иных случаях повторяется, и чаще всего не на радость человечеству. Вы не находите?

К р у м и н ь. Не нахожу. Если бы я так думал, то, наверно, не находился бы здесь. Ваши исторические параллели меня не смущают. Скажу более: в условиях смертельной классовой борьбы цензура у нас будет пожестче прежней. Утешить не могу. Пока что и в кутузках, к сожалению, не прошла надобность.

М а л и н н и к о в. Ну что ж, я готов.

К р у м и н ь. Но я не готов! Вот в чем дело. (Нахмурившись.) Мне надобно разобраться не в вас, Дмитрий Васильевич, а в ваших воспитанниках. И тут я не имею права ошибиться.

М а л и н н и к о в (подумав). Это вы хорошо сказали. (Еще подумал.) Гражданин Круминь, могу заверить вас, что это честные, думающие мальчики.

К р у м и н ь. Да?

М а л и н н и к о в. Недавно читал я цикл лекций в педагогическом институте. Новшество в нашем городе. Зал был переполнен. И я приметил почти всех своих учеников…

К р у м и н ь. Вы читали что-нибудь из своих… исторических параллелей?

М а л и н н и к о в. Представьте, нет. О литературе.

К р у м и н ь. О чем именно?

М а л и н н и к о в. Об отрешенности и одиночестве человека. Давно уже модная тема на Западе. И о том, как русская литература, именно русская литература девятнадцатого века врывалась в эту стихию мирового пессимизма своим стремлением к общему добру и слиянию душ. Я читал о Достоевском, о Толстом… И если восемнадцатый век возвеличивал понятие чести, то во второй половине девятнадцатого — совесть возглавила все лучшее в нас!

К р у м и н ь. Сожалею, что не хватает времени побывать на таких лекциях.

М а л и н н и к о в. Не плохо бы. Я говорил о лучших сторонах великой русской интеллигенции, самых светлых и двигательных упованиях нашего общества.

К р у м и н ь. И что же дальше?

М а л и н н и к о в. То есть?

К р у м и н ь. Почему никто из этих ваших мальчиков не спросил вас, как им жить дальше? И что такое честь. И что такое совесть. В смысле упований? В наше-то время? Когда все переворотилось сверху донизу? Ведь ни в одной книге они не найдут ответа на этот вопрос?

М а л и н н и к о в (хмыкнув). Переворотилось. Толстовское словцо. Н-да. Согласен. Противоречий полно. Не случайно, я думаю, у некоторых из них появились эдакие, я сказал бы, народнические настроения.

К р у м и н ь (поморщившись). Эсеровщина, что ли?

М а л и н н и к о в. Нет, тут что-то другое. Быть может, это не более как протест против того примитивного мышления, которое им навязывают. Иногда, знаете ли, проглядывают даже, я сказал бы, славянофильские нотки.

К р у м и н ь. Чепуха какая-то… Однако же это я проглядел. (Угрюмо.) Беда.

М а л и н н и к о в. Почему же — беда? Заблуждения в молодости — веселые заблуждения.

К р у м и н ь. Иные заблуждения приводят нынче к катастрофе.

М а л и н н и к о в. Но речь-то о ком? О юношах. А им сам бог велел витать в небесах. Пусть мечтают, кипятятся…

К р у м и н ь. У нас мечты не в небе, а на земле.

М а л и н н и к о в. Вот как! Тем не менее неясности остаются неясностями, и трудно предугадать, что ожидает каждого из нас.

К р у м и н ь. Схватились за сумочку?