Изнывая от бессилия, Мэл перебросил негатив на Эву, пытаясь уколоть словесно. И ведь видел, что ей больно, но обидные слова слетали с языка сами собой.
Однажды он понял, что перегнул палку. Единственный выход — терпение. Выдержка. Пройдет время, и поездки в район слепых сойдут на нет. Эва изменится. Она уже начала меняться. Вода точит камень. Сейчас Эве претит светская жизнь, но когда-нибудь она освоится и забудет о нищете, в которой жила. А Мэл вымарает из её памяти всех, кто оставил след до встречи с ним.
На обеде по случаю дня рождения двоюродной тётушки у Эвы приключился приступ слабости с головокружением и тошнотой. И терпение деда закончилось. Когда улеглась суматоха с нашатырем, и Эве определили покой в гостевой комнате, он вызвал Мэла на серьезный разговор. При закрытых дверях.
— Сегодня ей стало плохо в семейном кругу, а завтра она потеряет сознание на глазах у тысячи гостей. Прошу тебя, остановись. Её нездоровье заметно. По столице гуляют слухи, будто Мелёшины сделали наговор на болезнь и смерть дочери Влашека. Мол, мы выжали из альянса по максимуму, и теперь брак потерял актуальность. А другие доброхоты судачат о проклятии и порче. И о белом свадебном платье, в то время как у невесты живот лезет на нос.
— Если бы лез, то, наоборот, спешили бы, а не тянули полгода, — усмехнулся Мэл. — Надо же… Не знал, что от сплетен можно забеременеть.
— Не ёрничай, — оборвал дед строго. — Твое упрямство подпитывает слухи. Ты дискредитируешь нашу фамилию. Уничтожаешь всё, что мы возводили годами.
— Она выдержит, — заявил Мэл уверенно. — Организм перестраивается. Посмотри, Коготь Дьявола не убил меня.
И не убьет, потому что пресветлый лик Богини-матери способствует плодовитости. Разве можно считать вредом призыв к зарождению новой жизни?
— Ты принуждаешь её против воли. Не кажется ли тебе, что она вправе знать о твоей затее?
— Нет. В конце концов, все женщины рожают. И небо не поменяется местами с землей, если Эвка станет одной из них.
— К чему спешка? У вас вся жизнь впереди, — уговаривал дед. — Зачем надрываться? На пороге — последняя и самая ответственная сессия. Предстоят умственные перегрузки, а у неё нет сил. Она не справится. Ты доконаешь её.
— Мне нужно сейчас. Только так и не иначе.
— Влашек доверил тебе дочь, а ты попрал его доверие. У тебя заготовлено объяснение, когда он поинтересуется самочувствием дочери? Прошу, Егор, верни лик хозяйке.
— Отдам, когда дело выгорит, — стоял на своём Мэл.
Дед рассердился. Впервые, по-настоящему.
— Упрямец! Рассчитываешь нахрапом побороть её наследственность? Ты глух к моим просьбам и плюешь на семью. И утерял объективность. Не хочешь по-хорошему, будет по-другому. С этого момента я отвечаю за неё. До свадьбы. Правом старшего по клану.
Мэл помрачнел, но промолчал. И вышел из комнаты.
Богиня-мать тучна. Толстые бедра, большие груди, выпирающий живот. Плодородное лоно. У неё много обличий и много имен. Тиамат, Умай, Мокошь, Шакти… И нет лица. Оно скрывается под ликами — по одному на каждый день недели.
Однажды шествуя по земле, Богиня-мать споткнулась, и лик упал, явив её истинную внешность. В ужасе бежали звери и прыгали со скал в море, а вода поднялась стеной и схлынула, отступив от берегов. Птицы падали наземь замертво, а деревья подламывались как былинки. Ибо величие Богини-матери непостижимо.
Потерянный лик пролежал забытым не одну тысячу эпох, прежде чем его подняли человеческие руки. И не одну тысячу эпох сменял хозяев, прежде чем попал во владение к Евдокии Дмитриевне, двоюродной бабке Мэла и сестре деда.
Древний артефакт. Не менее древний, чем жизнь, зародившаяся на планете. Богиня-мать правила на земле, когда об ангелах и в помине не слыхивали. Куда крылатым тягаться с ней?
Ночами, когда Эва крепко спала, Мэл с осторожностью укрывал её лицо маской — невесомой, легче перышка, чтобы сила Богини-матери впитывалась, насыщая кровь. А еще возлагал надежды на полнолуния, благодаря которым пополнялась численность блохастых. Коли Эва стала полукровкой, её полиморфность просто обязана сбалансировать и запустить функцию деторождения.
Месяц от месяца Мэл ждал, томясь нетерпением, когда Эвка признается смущенно: «Кажется, у меня задержка». Ну, или что там говорят женщины, узнав об интересном положении? «Дорогой, кажется, я залетела» или: «Милый, кажется, ты скоро станешь папочкой». Мэла устроил бы любой вариант. Но Эва не говорила. Её организм сопротивлялся. Хотя и перестраивался, но гораздо медленнее, чем рассчитывал Мэл.
Кот, подлюка, шипел. Кидался, норовя расцарапать и укусить побольнее. И в наказание выбрасывался в коридор за шкирку. Но это сперва. А потом усатого словно подменили. Кот утихомирился и подолгу рассматривал артефакт, сощурив желтые плошки. У животных тонкое чутье, — решил Мэл. Наверное, Кот чувствовал вис-аномалию, клубившуюся возле маски. Волны попросту обрывались, образуя безвисорическую мертвую зону.
А теперь всё, что достигнуто, — Коту под хвост. Дед не шутил, заявив об опеке над Эвой. Но Мэл так и не научился мириться с поражениями. А значит, нужно постараться и выиграть.