— Ну, в Советском Союзе золотым стандартом считалась 583 проба, то есть сплав с содержанием золота 58,3 %. А в царские времена была золотниковая система проб драгметаллов. Золотник — это одна девяноста шестая доля фунта.
— Мал золотник, да дорог, — вспомнила я.
— Точно! Так вот, на антикварных украшениях и раритетных изделиях можно встретить старинное клеймо с пробой в золотниках. Для золота это 56, 72, 82, 92, 94 и 96, для серебра — 84, 87, 88, 90, 91, 95.
— Отбарабанил наизусть! — восхитилась я.
— Так для работы надо, — со скромной гордостью ответил парень.
Солнце зашло за тучу, сразу стало пасмурно, и подворотня, из которой должны были появиться Ирка и Вадик, сделалась похожа на темную пещеру. С ней, пожалуй, моя крупногабаритная подруга в меховой накидке прекрасно гармонировала.
С трудом дождавшись, пока компаньоны выйдут со двора-колодца и приблизятся к нам, я нетерпеливо спросила:
— Какие цифры на медальоне? Там же есть проба?
— А как же! Пятьдесят шесть, — доложил Вадик.
— Так называемое царское золото, — поделился ценными сведениями Витя. — Из этого сплава делали ювелирные украшения и аксессуары на территории Российской империи.
— То есть медальон действительно старинный и вполне может быть фамильным украшением. — Я пощелкала пальцами, и Ирка послушно вложила в мою ладонь свое приобретение. — Вообще-то странно: не помню я в отечественной истории никаких Чижняков, хоть убейте…
— Может, в летописях поискать? — неуверенно подсказала Ирка. — «Боярин Чижняк» вполне себе звучит. Может, во времена Ивана Грозного…
— Ты слишком далеко в глубь веков залезла. — Я повертела в руках золотую скорлупку. — По-моему, вещица не настолько старая.
— В Интернете вообще никаких Чижняков нет, — сообщил Архипов, успевший пошарить в сети. — Но есть Хижняки. Даже один генерал-лейтенант. Может, просто фамилия за долгие годы чуток исказилась?
— А что в нем было? Ну, внутри? — вмешался Витя. — Это же половинка, я правильно понимаю? Медальон открывался, а в нем?..
— Портрет какого-то мужика с усами, — досадливо ответила Ирка, забрала у меня скорлупку и спрятала ее в пакетик, а тот — в карман. — Может, даже подписанный и с датами жизни. Но какая нам разница? Для расследования это ничего не дает. Вот звезда бы…
Она вздохнула.
— Я завтра продолжу поиски, — пообещал Витя. — А на сегодня все пока, ладно? Меня дома бабка ждет, я ей помочь обещал. Побегу уже, да?
— Конечно. Бабки — это святое, — хмыкнула я, и наш юный помощник умчался.
Проводив его взглядом, дотошный Архипов уточнил у меня:
— Говоря «бабки», ты имела в виду пожилых леди или деньги?
— Кстати, о пожилых людях и их деньгах. — Не дав мне ответить, Ирка снова вытянула из кармана пакетик с половинкой медальона и подбросила его на ладони. — Не думаю, что старик Чижняк выручил за эту вещицу больше пяти тысяч, а этого явно не хватило бы на оплату работы частных детективов. Так что звезду он, наверное, тоже кому-нибудь продал… если успел.
— Именно! Если успел, — подхватила я. — Может, звезда лежит себе у деда дома в шкатулочке… — Я замолчала.
— Ты чего так смотришь? — напряглась подруга под моим пристальным взглядом.
— Жду, когда ты проявишь дедукцию.
— У меня что-то не так с лицом? Помада размазалась?
— Не то.
— А можно, я? — сунулся между нами Архипов. — Хотел спросить, мы, случайно, не знаем, где жил старый Чижняк?
— Вот! Молодец, Вадик. — Я демонстративно похлопала в ладоши.
Ирка наморщила лоб и наконец тоже проявила затребованную дедукцию:
— Мы хотим поискать звезду у деда дома? Я — за, но придется вернуться за машиной. Не ехать же за город на общественном транспорте.
Адрес деда Чижняка друг наш Вадик нашел без труда: обнаружил в сети протокол заседания дачного кооператива, членом правления которого был Семен Степанович. Ирка забила название поселка в навигатор, тот проложил курс, и мы поехали, единогласно решив, что с дальнейшими действиями определимся на месте.
Я очень надеялась, что Семен Степанович жил не один, а с какой-нибудь милой дамой, достаточно доброй и простодушной, чтобы откликнуться на нашу просьбу: пошарить в шкатулке с фамильными ценностями и рассказать нам о ее содержимом.
Путь наш лежал за КАД, и вскоре по бокам шоссе потянулись, как бесконечный штрихкод, березки и сосенки, сосенки и березки… Это черно-белое мельтешение утомляло и убаюкивало. Я клевала носом, но противилась погружению в сон, опасаясь, что под мое посапывание и подруга за рулем задремлет. Архипов на заднем сиденье тоже беспокойно ворочался.
— Ты там в порядке, Вадик? — спросила его заботливая Ирка. — Если вдруг тебя укачивает…
— Меня не укачивает, наоборот, будоражит.
— Что? — оглянулась я.
— Подозрительное сходство этой местности с той, где мы были в прошлый раз. — Архипов поежился. — Когда горели в разрушенном доме и тонули в трясине.
— А ты наблюдательный! — похвалила его Ирка и кивнула на навигатор. — Мы действительно где-то рядом с Болотным, если поедем прямо, никуда не сворачивая…
— Через пятьсот метров поверните направо! — непререкаемым тоном потребовал навигатор.