Синдром звездочета

— А вот и мы! Сколько лет, сколько зим! — слишком радостно вскричала Ирка, и участковый опустил ключи мимо кармана.

Пользуясь тем, что Валерий Петрович нагнулся за упавшей связкой, я стукнула подругу по рукам, уже раскрытым для приветственных объятий.

Что-то мне подсказывало — не настолько нам тут рады.

— Здравствуйте, дорогой Валерий Петрович, — сказала я с доброй, но не слишком широкой улыбкой.

— Как поживаете? — вежливо поинтересовался Архипов.

По лицу участкового я прочитала честный ответ: до нашего появления он думал, что не очень хорошо. А вот теперь понял, что еще минуту назад существование его было практически безмятежным, то ли дело теперь, когда мы вдруг объявились.

Но вслух этот похвально сдержанный человек сказал лишь:

— Как обычно, — и уставился на нас настороженно и выжидательно.

— Много дел? — сочувственно спросила Ирка.

— И тел? — добавила я, без промедления перебрасывая мостик к актуальной теме.

— Не пугайте меня, — попросил Чайковский и взвесил связку ключей на ладони, будто прикидывая, не метнуть ли ее в нас, как гранату.

На самом деле он, конечно, всего лишь раздумывал, не открыть ли снова кабинет, чтобы принять нас там.

— Время ужина, — сказал хитрюга Архипов. — Разрешите угостить вас шаурмой?

Шаурму наш участковый уважает. Хотя, на мой взгляд, это дико звучит: Чайковский и шаурма! Тем более, что шаурма (в Питере надо говорить «шаверма») в северной столице неправильная. Чего стоит одна только манера местных шаверменов подавать ее с клюквенным соусом! Фу, какая гадость! Но любой сытый мужчина всегда отличается повышенной сговорчивостью, и участковый не исключение. Поэтому мы с Иркой только переглянулись и поморщились, но возражать против предложения Вадика не стали.

Мы даже позволили недоверчиво поглядывающему на нас Чайковскому спокойно съесть свою порцию. Только уже за кофе вернулись к делу, точнее, к телу.

— Валерий Петрович, а мы же к вам не просто так заглянули, — со вздохом сказала я, пока Ирка и Вадик сокрушенно покачивали головами, но молчали: это же мой участковый, мне с ним и разговаривать. — Мы с недоброй новостью. Если вкратце, то в одном доме на территории дачного кооператива «Елочка» висит тело в петле.

Не шокирующе ведь сформулировала? Аккуратно, мягко, где-то даже лирично.

Чайковский тихо поперхнулся кофе, но более ничем своего неприятного изумления не выразил. Видать, был морально готов к чему-то подобному.

— Труп? — уточнил он сухо.

— Труп, — покаянно кивнула я.

— Чей?

— Не наш! — встряла Ирка. — В смысле, мы к нему никакого отношения не имеем. То есть к его появлению. Ну, к превращению в труп кого-то живого.

— Что значит — кого-то? — приподнял бровь участковый. — Чей труп-то?

— Мы не знаем. Он висит спиной к окну, а одет в стиле унисекс, так что даже не видно, мужчина это или женщина, — кратко и исчерпывающе ответил Вадик.

— Вас-то как туда занесло? — немного посверлив взглядом Архипова, Чайковский посмотрел на меня.

Я глянула на Ирку. Она разжала кулак, показав на ладони брелок с ключом от машины, и речетативом выдала заранее заготовленное объяснение:

— Мы катались, любуясь природой Ленобласти. Заплутали, остановились в этом поселке, а там сеть не ловит. Пошли искать кого-нибудь, чтобы спросить дорогу, увидели открытое окно, заглянули в него, а там труп в петле.

О том, что «там» — это на втором этаже, куда не заглянешь, если не полезешь на стену, подруга не упомянула. И правильно, ни к чему сейчас такие интимные подробности.

— Чего ж не позвонили в 112?

— Там же связи не было! — напомнила я. — Мы вспомнили про вас, вот и пришли…

— Обрадовали, — хмыкнул Валерий Петрович и сунул руку в карман.

Я подумала — за мобильным, чтобы позвонить тому коллеге, кто в ответе за дачный поселок, но оказалось — за своими ключами.

— Теперь позвольте уже мне проявить гостеприимство, — откровенно язвительно сказал участковый и встал из-за стола. — Прошу всех в мой кабинет.

Освободились мы уже ночью.

К этому времени коллеги Чайковского без особой радости убедились в правильности предоставленной нами информации и пожелали получить дополнительные разъяснения. Отдувался в основном Вадик, чьи «пальчики» сняли с подоконника, но и к нам с Иркой тоже приставали с расспросами.

Впрочем, из того, что нас не развели по разным помещениям и не пытали поодиночке, было ясно, что предъявить нам нечего. Хотя обычно, — я знаю это со слов полковника Лазарчука, — кто нашел труп, тот и есть самый первый подозреваемый.

Беседовал с нами молодой старлей, представившийся сотрудником следственного комитета Тарасовым.

— То есть труп у нас криминальный, — поняла я, услышав, что делом занялся Следком. — Не сам он повесился, да?

— Почему вы сказали — он? Может, это она? — прицепился к слову рьяный старлей.

— Может, и так, — легко согласилась я. — Смотря о чем мы говорим. Труп — он, жертва — она.

— Мертвое тело — оно, — ехидно пробурчал из угла Чайковский, оставшийся, чтобы послушать.

Так и знала, что он очень любопытный.

— Так кто это был-то — он, она, оно? — спросила я, потому что мне тоже любопытства не занимать.