Синдром отмены

— Да, Влад его убил. Взял  на себя роль палача, потому что знал — для таких, как Курбанов, нет никаких моральных границ, их не остановит даже закон, на который ты возлагаешь большие надежды.

— Вот видишь, ты сам назвал его палачом, — тихо заметила Аня. — Получается, и твой Воронов такой же палач.

— Да, как и Воронов, — подтвердил Калинин, — но я их понимаю, — он замолчал. — А хочешь узнать, почему?  — и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Да потому что несколько лет назад такие же отморозки изнасиловали шестнадцатилетнюю сестру Воронова. Несколько часов над ней издевались. Она потом домой пришла и таблеток наглоталась.

— Она умерла? — ошеломленно переспросила Аня.

— Да, она умерла, скорая не успела ей помочь. А один из отморозков даже из гаража не ушел, не посчитал нужным сбежать. Там его Воронов и нашел. Как думаешь, что он должен был сделать? Отвезти его в полицию? — Калинин смотрел ей прямо в глаза. — Максимум, что ему светило бы — это пара лет, но ввиду того, какие влиятельные у него родственники, его уже через пару часов освободили бы из обезьянника. Они заплатили бы деньги и доказательств его вины просто не нашли.

— И он его убил?

— Да, убил. Потом сознался, но уже в отделе узнал, что у матери сердце не выдержало, ее даже до больницы не довезли. Вот так в один вечер он потерял своих самых близких людей.

Аня молчала, не зная, что сказать. Его ужасный рассказ не укладывался в голове.

— Знаешь, почему мы такими стали? — ей показалось, или в его голосе прозвучала боль? — Потому что в этой системе нет места слабакам. Она ломала нас долгие годы, но мы под нее не прогнулись. Нас учили брать взятки, сажать невиновных, но мы всегда были за справедливость. Да, у каждого она своя. Но мы всегда поступали по совести, мы наказывали только тех, кто этого заслуживал, кто был неподвластен правосудию. Не было бы таких как мы, начался бы хаос.

Неужели он прав, и у их убийств может быть оправдание?!

— В тот вечер мы ехали к Курбанову, чтобы просто поговорить.  Жене Воронова подбросили записку с угрозами, и мы знали, что это их рук дело. У них есть жилье в Москве, но за пару дней все их квартиры опустели — женщин и детей поспешно выслали обратно на родину, а глава семейства укрылся в загородном доме. Все было и так понятно. Но мы хотели договориться.

— Вы ехали договариваться, взяв оружие?

— С подобными людьми нужно быть предусмотрительным. События могут повернуться непредсказуемо. Так и вышло. Я остался в машине и отвечал за то, чтобы разговору никто не помешал. До этого я несколько дней наблюдал за домом, и в нем находился только хозяин. Никто не мог предугадать, что именно в этот вечер у него будут гости. Он скрыл то, что в доме есть кто-то еще, а еще первым вытащил ствол… Ты обвиняешь нас, что ехали на встречу с оружием, а он почему носил при себе оружие дома?  А теперь задумайся, откуда у твоего отца такие друзья? А еще подумай, почему он столько лет не появлялся? Почему не вытащил вас с братом из того гадюшника, в котором вы жили? У него все эти годы было все хорошо, квартира, новая семья, но за вами он не вернулся. Он просто забил на вас, а ты его боготворишь.

— Не суди о моем отце, — слабо попросила Аня, но в душе уже было посеяно зерно сомнения.

— А почему ты тогда судишь о нас?! Ты думаешь, ты не такая, как мы?! Посмотри на себя — ты такая же хладнокровная убийца, только еще расчетливая и к тому же подлая!  

Оглушенная Аня сидела, низко опустив голову. Вот и ответ на ее вопрос — честный, пронзительный, жалящий. У их преступлений есть оправдания, у ее — нет. Как жить после этого?!

— А ты, кстати, где научилась оружием пользоваться? — вдруг спросил Калинин, остановившись у порога.

— Я в тир ходила, там научили, — тихо ответила Аня, понимая, что Дима больше не хочет находиться с ней в одной комнате, потому и уходил.

— Понятно. Готовилась, значит. Молодец, — он грустно улыбнулся, но тут же предупредил без каких-либо эмоций, почти безразлично: — Тебя продержат в больнице еще несколько дней, я пока решу вопрос с твоим жильем. Поправляйся, — и вышел из палаты.

Некоторое время Аня еще смотрела на дверь. Почему-то казалось, что Калинин вернется. Но с каждой последующей минутой эта надежда таяла, а вместе с тем приходило осознание — он не вернется. Он все сказал. И тут же удушливой волной накатили слезы. Невероятно горячие, они обжигали щеки. Уткнувшись лицом в подушку, Аня плакала в голос, захлебываясь в собственных слезах, и шептала: «Ну почему я не умерла? Почему?!». Все должно было закончиться для нее на том мосту. И полететь она должна была в реку, а не на асфальт. Она просто не сможет жить со всем этим!

— Я все равно умру, — подумала Аня с мрачной решимостью, и повторила, убеждая саму себя: — Я не буду жить! Не буду!

Она плакала долго, до тошноты. Когда уже стало совсем невмоготу, пришел врач. Присел на стул напротив нее и неодобрительно покачал головой.

— Что это мы тут сырость разводим? Нехорошо. Совсем себя не бережете. Гемоглобин низкий, в обмороки падаете, нервничаете. А о ребенке кто будет думать?