Синдром отмены

Служба в полиции, а тем более, если ты проработал там свыше десяти лет, безусловно, накладывает отпечаток на всю оставшуюся жизнь и преломляет психику. Нет страшнее черта, чем бывшего ангела, и нет страшнее преступника, чем бывшего мента. Потому что за время службы опером на «земле» абсолютно все чувства притупляются. Сразу после школы милиции ты приходишь в ментовку с намерением раскрывать настоящие преступления и наказывать виновных, а начальство, которое ни во что не вникает, только требует повышения статистики. И вот ты становишься частью системы, адаптируешься и принимаешь правила игры. Понимаешь, что начальство ставят не для того, чтобы не было коррупции, а чтобы ее контролировать, и что самое главное — не лезть в чужие интересы. Под предводительством Воронова же появилась реальная возможность вершить «свое» правосудие, а вместе с тем адреналин, азарт от работы, внутреннее удовлетворение от мысли, что еще на одну мразь стало меньше. У тебя есть дело, которое дает тебе значимость жизни, смысл, и ты готов отдаваться ему без остатка. Это и есть твоя жизнь. Должность, звание, красная корочка в кармане — это все, что ты теперь представляешь в глазах самого же себя.

И нет ничего страшнее, чем в один миг все потерять, оказаться выброшенным за  пределы системы, жить дальше и понимать: там ты был всем, а здесь — никто. Жить с чувством, что у тебя словно внутренности вырвали, так пусто стало внутри. Кажется, даже сердце не бьется. И лекарства от этой «болезни» нет — алкоголь лишь обостряет все чувства и достает из глубин сознания воспоминания, которые причиняют невыносимую боль. И в какой-то момент ты понимаешь, что можно отдать все за то, чтобы снова себя почувствовать тем, кем был когда-то.

Это был его личный ад. Ад, с которым он будет жить до конца. Боль, что уже не отпустит. Он, наверное, уже свихнулся бы давно, если бы не Ксения и сын. Она была его спасением, его светом в конце тоннеля, по которому он так долго шел все эти годы. Только благодаря ей мир перестал быть черно-белым и постепенно приобрел краски. Тогда, когда она приняла его, когда сама пришла к нему.

Не поверил сначала, когда она постучалась к нему в комнату, а потом вошла. Сама. Дух захватило от ее вида в прозрачном пеньюаре, сквозь который просвечивало обнаженное тело. Столь же желанное, сколь и недосягаемое прежде. Но крышу снесло совершенно от ее глаз, в которых раньше читались страх, беспомощность и безысходность. В тот же раз они светились теплом, манящим желанием, и лишь иногда проблеском молнии в них искрилась боязнь. Захотелось изгнать этот страх навсегда, пройтись ластиком по чертовке-памяти, заново пережить давно позабытую сладость ответной любви и нежность «первой ночи».

Ксю трясло, и его трясло. Как будто, и вправду, впервые. Она закрывала глаза, а он кайфовал. Потому что она млела, а не пыталась вытерпеть болезненную и пугающую близость. Млела от его ласк, которых он и не дарил никогда никому. Привык получать «особенные ласки», а сейчас дарил их сам и тащился от того, что она стонет, вздрагивает, когда его язык касался той самой точки, и не может открыть глаза от наслаждения. Лишь когда понял, что она познала оргазм, позволил получить удовольствие и себе. Перевернул ее обмякшее тело набок, закинул одну ногу себе на бедро, медленно вошел. Глубоко, до упора. Ксения выгнулась, почти задохнулась, но глаз не открыла. Да, в этой позе бывает больно, если двигаться резко, рывками, «насухую», но сейчас все шло гладко, легко скользя. Вот что значит, обоюдное желание! А когда он склонился над ней, углубляя проникновение и усиливая давление, она вновь задрожала. Всхлипнула, поймала ртом воздух и содрогнулась, когда его рука легла туда, где недавно были его губы. Тогда и он достиг пика. Разрядка была практически одновременной и от этого слаще вдвойне. И влажная постель приятно холодила разгоряченную кожу. 

Влад на секунду прикрыл глаза и снова открыл, отпуская наваждение и возвращаясь из воспоминаний в реальность. Туда, где подвыпивший Воронов метался вокруг машины с бутылкой в руке и пытался уверить его, что нужно срочно избавиться от девчонки-свидетельницы. Влад видел, как того буквально трясло, и эту внутреннюю дрожь было трудно заглушить алкоголем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Сань, угомонись. Димон держит эту ситуацию под контролем, девчонка находится у него под наблюдением, и он проследит за тем, чтобы она никому не сказала ничего лишнего, — спокойно разъяснил он другу.