— Осторожно посмотрела в глазок, а там… там… — Аня едва не задохнулась от вновь обуявшего ее страха, — там мужик какой-то в замке ковырялся, — голос ее задрожал.
— Ты его разглядела? Лицо? — маловероятно, конечно, но…
— Нет, он в капюшоне был, — в последний момент она все же справилась с подступающей истерикой, — он в замке ковырялся и за ручку дергал. Мамочка, а если бы он вошел, он бы меня убил?! — прошептала она, снова погружаясь в тихий ужас, взглядом заставляя душу майора заледенеть.
Так все, пришла пора отвлечь ее, хоть как-то успокоить. Калинин провел Аню в зал, усадил на диван, достал все то же успокоительное. В прошлый раз оно помогло очень даже хорошо.
— Нет, не надо, — отказалась Аня при виде знакомой упаковки, — у меня от него голова болела, и спать хотелось.
— А может, это и к лучшему? Поспишь, отдохнешь…
Она взглянула на него искоса, как-то странно, а потом смущенно спросила:
— Ты ведь сегодня не уйдешь? Пожалуйста, не оставляй меня одну.
— Не уйду, — искренне пообещал он, и вправду намереваясь провести с ней остаток вечера.
Он бы многое сейчас отдал, чтобы вновь вернулась прежняя Аня, без загнанного выражения во взгляде, со смущенной улыбкой на губах, вся такая уютная, домашняя, готовая выполнить его малейшую просьбу. Последнее даже уже не раздражало. Скорее, наоборот… Но она сидела, забившись в угол дивана, поникшая, печальная, напуганная, и он, сам не зная зачем, неуверенно произнес:
— Ань, я не знаю, хочешь ли ты это знать, но я нашел твою мать…
Девушка вскинула на него припухшие, покрасневшие глаза и тут же отвела их в сторону. Лоб ее нахмурился, губы скривились. Калинин подумал, что она сейчас заплачет, но Аня просто застыла в одной позе и сидела так долго.
— Ань, — позвал он, обеспокоенный ее долгим молчанием. Нехорошо это, запирать все эмоции внутри, так, кажется, говорила его сестра-психолог. Нужно их «проживать».
— А мы можем туда сходить? — наконец отмерла девушка, заговорила хриплым, глухим голосом: — Ты можешь меня к ней проводить?
— Зачем? — не понял майор.
— Мне нужно свидетельство о рождении забрать, — и, не дожидаясь его ответа, направилась в прихожую.
Пожав плечами, Калинин двинулся за ней следом. Наверное, лучше с ней сейчас не спорить, сделать все так, как она хочет.
Вполне ожидаемо мать Ани обитала в «гадюшнике» еще похлеще того, где совсем недавно жила и сама Аня. Рай для отбросов общества и других асоциальных элементов. Бывшая общага с секциями на несколько хозяев.
Анину маму они с трудом нашли в «элитной» секции. Та делила жилье только с одним соседом — крепким мужиком в тельняшке на удивление непьющего вида. Зато и комната была просторная, не в пример остальным комнатушкам на этаже. Просторная и захламленная. И среди всей этой кучи хлама на кинутом прямо на пол матраце дрыхла мать.
У Ани даже глаза защипало от обиды, когда она увидела эту нечесаную, источающую пары алкоголя женщину, давно уже променявшую близких на пагубную страсть, на хроническое пребывание в пьяном угаре.
— И частенько она так? — спросил Калинин у соседа, невозмутимо попыхивающего сигаретой прямо в комнате.
— Каждый день, — усмехнулся тот. — Сначала во мне искала собутыльника, но безуспешно. Других нашла. Тут их на каждом этаже как тараканов.
— Документов, я так понимаю, здесь никаких нет, — брезгливо оглядел комнату майор, — и искать бесполезно.
Мужик вместо ответа просто фыркнул.
— Ань, пойдем отсюда. Нечего тебе здесь делать, — Калинин потянул за рукав девушку, застывшую над матрасом все в том же мертвом оцепенении. — Пойдем домой.
Она послушно сделала за ним шаг, другой, словно слепой котенок. Мужика-соседа она, казалось, не замечала вовсе. Как будто внутренние настройки сбились, и она «подвисла». Так же «деревянно» спустилась к машине (даже сосед был удивлен ее заторможенным состоянием — зачем-то сопроводил их вниз), и до самого дома Калинина не сказала ни слова. Глядела влажными глазами прямо перед собой, иногда кусала губы. Лишь в квартире молча прошла к окну и, постояв так несколько секунд, закрыла лицо руками. Плечи ее затряслись.
Глава 19
Аня слышала, как Дима прошел за ней следом, остановился где-то за ее спиной. Наверно, ему уже осточертели ее слезы, но у нее совершенно не было сил держать себя в руках. Рыдания накатили удушливой волной и буквально рвались из груди. Ну почему судьба с ней так жестока?! Забирает у нее самых дорогих людей? Брата, отца… И лишь мать продолжает волочить свое никчемное существование и нет ей дела ни до этих смертей, ни до единственной дочери. У нее никого не осталось. Только Дима. И если он выгонит ее, вычеркнет из своей жизни, наверно, и она умрет.