Синдром отката

В молодости Руфус полагал, что недостаток надежности присущ именно Лоутону, однако, завербовавшись в армию, обнаружил, что этот феномен распространен повсеместно. Если ты один из немногих, кого судьба одарила благословением (или проклятием, как посмотреть) надежности – тебе открыты все пути. Мир, жаждущий надежности, то и дело будет втягивать тебя в ситуации, которые юнцу, еще вчера грузившему репу в Лоутоне, покажутся пределом мечтаний, – но скоро ты поймешь, что стоит подумать, прежде чем отвечать «да». Из-за этого в конечном счете Руфус и оказался здесь. Т. Р. поставил напротив его имени галочку в графе «надежный». Это повод порадоваться – но и быть начеку.

У Руфуса имелось племенное удостоверение, но сам он редко называл себя команчем. Не хотел показаться самодовольным индюком или – того хуже – одним из тех позеров, что выдают себя за индейцев. Стоит получить такой ярлык – потом не отмоешься. Однако так уж вышло, что именно команчская ветвь его семьи, когда Руфус приезжал в гости, встречала его гостеприимнее, радостнее… да, попросту говоря, с большей любовью, чем другие родственники. Быть может, потому что приезжал он нечасто.

Он свернул на север, к Команчской реформатской церкви. Это массивное здание из красного кирпича стояло здесь всегда. Здесь он впервые услышал имена вроде Билдада и Пелега – из Библии, которую пастор зачитывал с кафедры. Но до недавнего времени не придавал никакого значения тому, что церковь основана голландскими миссионерами. Недавние события заставили его об этом задуматься. Да, формально это ответвление Нидерландской реформатской церкви, к которой принадлежит Саския. Он бывал здесь на всех положенных крестинах, свадьбах и похоронах, но никогда не думал, что это связывает его с Нидерландами, и уж конечно, даже вообразить не мог всю эту историю с Саскией. Чем дальше, тем больше все происшедшее казалось ему каким-то сном.

К северу от военной базы местность стала чуть более холмистой; появилось немало молодых деревьев, дающих тень, но и пропускающих достаточно света, чтобы трава продолжала расти и кормить коров и лошадей. Везде здесь были дороги: пересекали ручьи и реки, огибали озера, взбирались на холмы и спускались в низины – а вдоль дорог, словно бусины на нитку, были нанизаны участки в сто шестьдесят акров, именуемые наделами.

Надел, которым владела сейчас его бабка Мэри, был чуть меньше остальных: несколько десятилетий назад часть его скрылась в водах рукотворного озера. Однако потеря обернулась приобретением – земля на берегу озера выросла в цене. Как часто случается, со временем права на надел оказались поделены между десятками потомков первого хозяина, получившего его когда-то от правительства. Из-за этого им стало сложно управлять. Часть надела сдавалась в аренду под добычу торфа. Часть низины возле озера поросла можжевельником, кедром и мескитовым деревом: всё инвазивные виды. В старые времена их сдерживали бизоны, поедавшие молодые ростки, но теперь деревья заполоняли все вокруг. Пятнадцать лет назад Мэри и еще трое родственников, поднапрягшись, выкупили землю у всех остальных; Руфус тоже в этом участвовал. По выходным порой появлялся здесь с бензопилой и помогал очищать озерный берег от разросшегося кустарника. На очищенном берегу поставили трейлерный парк на семьдесят пять мест. У половины трейлеров были постоянные жильцы, в основном отставные военные со слабостью к рыбалке. Другая половина предназначалась для отпускников. Трейлеры располагались буквой L вокруг сборного домика, служившего и офисом, и резиденцией для Мэри и некоторых ее потомков – дядюшек, тетушек, двоюродных братьев и сестер Руфуса. Чтобы туда попасть, нужно было проехать по краю бывшей торфяной разработки, ныне огороженной и служащей загоном для трех лошадей и ослика. О лошадях рассказывали: это потомки тех, что пережили зверства армии США во время Войны на Красной реке. Тогда, видя, что команчей не удается победить в бою, белые перебили всех бизонов, а табуны коней загоняли на утесы и заставляли бросаться вниз. Индейцы остались без пищи – и голод принудил их сдаться.

– Weh! Weh! – таким призывом встретили Руфуса родные. Это означает «заходи, заходи!» Можно было подумать, его ждали – хотя, вернее всего, кто-то из кузенов заметил его на заправке в Лоутоне и возвестил о его прибытии в соцсетях.

Руфус вошел в трейлер, и все дальнейшие беседы велись уже по-английски. За одним исключением: бабушка всегда называла его Eka. На языке команчей это значит то же, что по-английски Рэд – «рыжий». В детстве волосы у него отдавали рыжиной, и теперь при каждом визите бабушка приподнималась на цыпочки и дергала Руфуса за курчавую шевелюру, делая вид, что ищет рыжие корни.