А в мае разразился скандал. Одна из участниц концерта, одиннадцатиклассница Мирослава, оказалась беременной, причем отцом ребенка был художественный руководитель. Девушке уже исполнилось семнадцать, она достигла возраста согласия, и родители хотели замять дело, если бы Андрей согласился жениться на их дочери. Но, как оказалось, Андрей был женат и разводиться не собирался. Из школы его, разумеется, уволили, а потом он тихо исчез. По слухам, вернулся в Москву, в театр, откуда сбежал в деревню приводить в порядок нервную систему.
Ульяна была уверена, что после отъезда Беляева Тимоша успокоится и жизнь мало-помалу устаканится. Но ее надеждам не суждено было сбыться. Тимофей каждое утро начинал с пения. Правда, пел он только одну песню, ту самую, про Фигаро. Хотел выучить что-то новое, принес кассету с записями оперных арий, пытался подпевать, но ничего не получалось. «Это потому, что они поют не по-русски, – объяснял он. – Андрей Николаевич записал мне итальянские слова русскими буквами, поэтому было легко выучить. Ну ничего, в училище помогут».
Он твердо верил, что обязательно поступит, выучится и станет знаменитым певцом, а Ульяна ночами плакала и жаловалась мужу, что Беляев обманул их сына, внушил ему ложные надежды. Ну кому в Москве нужен троечник из Степанова, поющий всего одну песню? Пусть даже очень хорошо. Хотя в оценке пения сына Ульяна не была уверена – какой из нее специалист!
После окончания девятого класса Тимофей поставил вопрос ребром:
– Я в любом случае поеду. Решайте: или вы поддерживаете меня и даете денег, или…
– Пусть попробует, – сказал Артем. – ПТУ и специальность механизатора никуда не денутся.
Тимоша – ему тогда еще шестнадцати не было – проводить себя разрешил только до станции. Они отдали ему почти все накопленные деньги, пообещали по возможности помогать. А он обещал писать, тоже по возможности. Звонить – нет, дорого.
Через неделю они получили письмо. У Тимоши все в порядке, готовится. Следующего письма ждали почти месяц, Ульяна уже порывалась ехать в Москву. Поступил. Поступил! Их сын поступил в училище имени Гнесиных.
Потом были редкие письма, рассказы об учебе, концертах, в которых он участвовал. Она очень хотела приехать, но денег не было – каждая лишняя копейка уходила сыну.
Наконец он окончил училище. Устроился в какой-то театр, но был не очень доволен – хотелось большего. Писал, что продолжает учиться, брать частные уроки. Деньги, деньги, все упиралось в эти чертовы деньги, а вернее – в их нехватку.
Потом ему удалось устроиться в какое-то хорошее место, и он прислал родителям целую кучу – сто тысяч рублей. Ульяна хотела тут же рвануть в Москву, к сыну. Но он не приглашал, да и Артем был против.
– Давай лучше в банк положим эти деньги, – сказал он. – У нас вроде как на все хватает, а вдруг Тимоше понадобятся.
Но сын денег не просил, даже стал присылать по десять-пятнадцать тысяч на праздники и дни рождения. Прислал фотографии, вот эти самые, из Вены. Сказал, что пел на сцене Венской оперы.
А потом нам позвонили и сказали, что он… Что его… подростки… У Артема сердечный приступ, он сейчас в больнице. А я вот…
Ульяна закусила губу и низко опустила голову.
– Я сегодня забрала разрешение на выдачу тела для погребения, – сказала она после продолжительной паузы. – Мы с Артемом решили, что похороним сына в Степанове. Мне в полиции выдали его телефон. Я позвонила людям, с которыми он в последние дни общался. Все вне зоны доступа. За границей, наверное, в Вене.
«Знала бы она, где сейчас находятся люди из списка контактов ее сына», – подумала Кристина.
Ей вдруг вспомнился разговор с Асей, когда та сказала, что ей ближе пушкинская версия смерти Моцарта, а не та, что была озвучена Наной. Пусть в памяти сохранится смерть от руки коварного завистника, нежели смерть как возмездие оскорбленного мужа. Пусть лучше Ульяна считает своего сына талантливым певцом, погибшим из-за нелепой случайности, чем мошенником, поплатившимся за свои дела.
Кристина расплатилась за кофе и, записав номер телефона несчастной матери с обещанием позвонить, если ей вдруг станет что-нибудь известно, покинула кафе. Утреннего хорошего настроения как не бывало.
Глава 26
В офисе «Кайроса» Кристина обнаружила только Лебедева и Молчанова.
– А где Ася с Рыбаком? – спросила она.
– Кристина Сергеевна, – осторожно поинтересовался Лебедев, – вы хорошо себя чувствуете?
– Слухи о моей смерти сильно преувеличены, – усмехнулась Кристина.
– А что насчет кофе? – спросил Тимур.
Кофе Кристине не хотелось, ведь она совсем недавно пила его в кафе, когда беседовала с матерью Куцака, но катализатор мыслительных процессов и обсуждения дел насущных сейчас был бы очень кстати.
– Кофе, – кивнула она и улыбнулась.
Кофемашина затарахтела, перемалывая зерна, Лебедев нырнул в ящик со снеками, достал пачку печенья и подъехал в кресле к столу Кристины.