Синдром

— Провести встречи с Шоном и остальными, — Ирвин уставился на доску. — А еще мне звонили Элиза и Джозеф, — выпалил на одном дыхании и посмотрел на Брендона.

Этого Белл не ожидал. Ему понадобилась пара мгновений, чтобы осознать, о ком идет речь, а потом он буквально закаменел лицом.

— Что ты им сказал? — выговорил он с заметным трудом.

— Что устрою вашу встречу только с твоего согласия, — Ирвин говорил спокойно, хотя внутри все сжималось от волнения. Элиза и Джозеф надеялись, что у него все получится, и так не хотелось их разочаровать. — Брендон, они тоскуют по тебе. И ни в чем не винят. Джозеф сказал мне это по меньшей мере трижды и просил передать…

Договорить ему не дал звук падающего стула — Белл встал так резко, что удобный дизайнерский стул-кресло отлетел в сторону, проскрежетав спинкой по полу.

— Брендон! — Ирвин тоже вскочил с места, но Белл его будто бы уже не видел — он стоял, раскачиваясь, обхватив себя руками за плечи, а потом начал пятиться. Запнулся о злосчастный стул и, развернувшись, бросился прочь из комнаты.

Ирвин рванулся следом, но опоздал на целую вечность. Он только вбежал в коридор, ведущий к комнате Брендона, а тот уже захлопнул дверь.

— Белл, — в отчаянной попытке перехватить его Ирвин дернул дверь на себя. Но увы — тяжелое полотно даже не дрогнуло. По нервам ударил лязг закрываемых замков, а потом, как накрывающая гроб могильная плита — задвигаемого засова. — Брендон!!! — что было сил заорал Ирвин и ударил в дверь кулаком.

Нечеловеческий крик, раздавшийся в ответ, не смогла заглушить даже дорогая шумоизоляция. До сих пор срывы Белла всегда происходили бесшумно, но в этот раз его защита получила слишком глубокую брешь и уже не могла удержать годами подавляемые эмоции. Те рвали Белла на части, и он кричал так, будто его тело наживую разрезали на куски.

— Брендон! — снова заорал Ирвин и замолотил по двери.

Бесполезно. Белл не слышал его, погруженный в свой личный ад. А возможно, просто не слышал за толстыми стенами.

Камеры! Ирвин бегом кинулся в кабинет. Включил монитор видеонаблюдения, нашел камеру, установленную в комнате Брендона, ткнул в иконку, выводя изображение с нее на экран.

Пару секунд он был дежурно-серого цвета, а потом окрасился черным.

“Оборудование отключено или неисправно”, — гласило пояснение.

Интерком и даже дверной глазок — все оказалось выведенным из строя, и оставалось только удивляться, как Брендон успел все это за несколько минут. Чувствуя, как у самого полились слезы из глаз, Ирвин вернулся было к себе в комнату — оттуда хотя бы не было слышно душераздирающих криков, но потом снова бегом бросился к железной двери.

Он совершал такие перебежки еще несколько раз — захлебываясь слезами, не в силах больше слушать надрывный хриплый крик, но пугаясь еще больше, когда расстояние заглушало звук.

Через час голос Белла сел настолько, что его было почти не слышно даже вплотную к двери. Но он все еще кричал.

— Брендон, вернись ко мне, — снова и снова просил Ирвин, безрезультатно дергая дверную ручку.

Ответом ему была или гробовая тишина, или сиплый вой смертельно раненого зверя.

В конце концов Ирвин сел на пол рядом с дверью и принялся громко, насколько хватало сил, говорить. Зачитывал по памяти отрывки ролей, рассказывал о своем детстве. О Кайле, о том, как запретил себе чувствовать, о Бобе и Максе. О прочитанных книгах и как купил первый спорткар…

Губы давно пересохли и покрылись коркой, горло саднило. Ирвин не замечал, что сам уже осип, а нос заложило от слез, текущих по щекам. Он говорил и говорил, боясь остаться в тишине, боясь, что, остановившись, чтобы перевести дух, услышит хлопок пистолетного выстрела или стук падающего ножа.

Момент, когда он осознал, что тишину режет только один голос — его собственный, — был самым страшным. Не только в эту ночь, но вообще во всей его жизни. Секунды шли, а с той стороны двери не доносилось ни звука. Трясущимися руками Ирвин потянулся к карману за телефоном — чертову дверь могли вскрыть только специально обученные люди. Но в тот момент, когда зажегшийся экран ослепил воспаленные глаза, раздался лязг засова.

Белл открывал замки медленно, подолгу отдыхая в перерывах, будто сил не хватало даже на то, чтобы провернуть ключ. А потом дверь наконец дрогнула.

Ирвину пришлось встать на колени и подползти к ней — затекшие от сидения в одной позе ноги не слушались. Вцепившись в приоткрывшуюся дверь, Ирвин рванул ее на себя и оказался совершенно не готов к тому, что сверху на него рухнет Брендон.

Боль обожгла ребра и плечо. Заныли колени и поясница от внезапной нагрузки. Ирвин коротко застонал — попытка сдвинуться с места отозвалась противным ощущением иголок, плотно набившихся в ноги, — и обнял Брендона за бедра, уткнувшись лбом ему в живот.

Не сразу, но ему на затылок легла тяжелая ладонь, и Белл глухо выдохнул. Кажется, это было стоном, но сорванные связки не издали ни звука. Попытка что-то сказать тоже не увенчалась успехом, и Брендон просто обнял его одной рукой, прижимая к себе. Его футболка была влажной, и Ирвин не сразу понял, что это не только от слез и пота.