Симулякры и симуляция

Самое трудное без сомнения сегодня, в сложном универсуме научной фантастики, это различить то, что подчиняется еще (и это очень большая часть) воображаемому второго порядка, продуктивного/проективного порядка, и то, что уже происходит от этой неразличимости воображаемого, от этого колебания, свойственного третьему порядку симуляции. Так, можно сделать ясное различие между механическими машинами-роботами, характерными для второго порядка, и кибернетическими машинами, компьютером и т. д., которые восходят, в своей аксиоматике, к третьему порядку. Но один порядок может легко заразить другой, и компьютер может прекрасно функционировать как механическая машина, суперробот, супермощная машина, подвергающая производственному гению симулякры второго порядка: он не представляет там процесс симуляции, но еще свидетельствует о рефлексах универсума, обладающего финальностью (включая амбивалентность и мятеж, например, компьютера 2001 или Салманассара во Всем стоять на Занзибаре).

Между оперным (статус театральный, театрального и фантастического механизма, «гранд опера» техники), соответствующим первому порядку, операционным (статус индустриальный, производственный, двигатель мощи и энергии), соответствующим второму порядку, и операциональным (статус кибернетический, алеаторный, распространяющийся от метатехники), который соответствует третьему порядку, все интерференции могут еще осуществляться сегодня на уровне научной фантастики. Но лишь третий порядок может нас по-настоящему заинтересовать.

Животные Территория и метаморфозы

Чего хотели палачи от Инквизиции? Оправдания Зла, принципа Зла. Необходимо было заставить говорить обвиненным, что они были виновны лишь случайно, из-за вмешательства принципа Зла в божественный порядок. Так, признание восстанавливало внушающую каузальность, и мучение, истребление зла в пытке, было лишь триумфальным завершением (ни садистским, ни покаянным) возведения Зла в ранг причины. В противном случае, малейшая ересь сделала бы подозрительным все божественное творение. Точно так же, когда мы используем и злоупотребляем животными в лабораториях, в ракетах, с такой экспериментальной беспощадностью, во имя науки, какое оправдание мы ищем, препарируя их под скальпелем и электродами?

Как раз оправдание принципа объективности, в котором наука никогда не уверенна, в котором она тайно разочаровалась. Необходимо заставить сказать животным, что они таковыми не являются, что животность, дикость, и вместе с тем то, что подразумевает невразумительность, радикальную странность вместо разума, не существует, но что наоборот, поведение самое животное, самое странное, самое анормальное, имеет место в науке, в физиологических механизмах, в мозговых соединениях, и т. д. Необходимо убить в животных животность, и присущий ей принцип неуверенности.

Экспериментирование, таким образом, представляет не средство, ведущее к какой-либо цели, но современную форму вызова и пытки. Оно не создает вразумительность, оно вымучивает научное признание, как когда-то вымучивали профессию веры. Признание того, что очевидные отклонения, болезнь, животность, безумие, есть лишь временная трещина в прозрачности каузальности. Данное доказательство, как когда-то доказательство божественного разума, необходимо переделывать постоянно и повсюду — в этом смысле мы все животные, и животные из лаборатории, которых постоянно тестируют, с целью выкачать из них рефлекторное поведение, являющееся до такой степени признанием рациональности в последней инстанции. Повсюду животность должна уступить место рефлекторному животному началу, изгоняя порядок из необъяснимого, дикого, чьим воплощением как раз и остались для нас животные, в своем молчании.

Животные, таким образом, предшествовали нам на пути либерального уничтожения. Все аспекты современного обращения с животными воссоздают перипетии человеческой манипуляции, экспериментирования в целях производственного ускорения в животноводстве.

Собравшиеся на конгрессе в Лионе, европейские ветеринары обеспокоены болезнями и психическими расстройствами, число которых растет в производственных животноводческих комплексах.

(Наука и Будущее, июль 1973)

У кроликов развивается патологическое расстройство, они становятся копрофагами и бесплодными. С самого рождения кролик, кажется, «беспокойным», «неадаптированным». Повышенная чувствительность к инфекциям, паразитизму. Антитела теряют свою эффективность, самки становятся бесплодными. Спонтанно, если можно так сказать, смертность возрастает.