Симулякры и симуляция

Гиперрынок неотделим от автодорог, которые усыпают и питают его, от паркингов, усеянных автомобилями, от компьютерного терминала – и еще дальше, по концентрическим окружностям – от целого города, являющегося тотальным функциональным экраном активности. Гиперрынок похож на большой монтажный завод, и более чем, вместо того, чтобы быть связанными с рабочей цепочкой рациональным постоянным принуждением, агенты (или пациенты), мобильные и децентрированные, создают впечатление, будто проходят от одного к другому звену цепи по случайным путям. Расписание, выбор, покупка тоже случайны, в отличие от практик работы. Но, тем не менее, речь идет о цепи, о программатической дисциплине, чьи запреты стерты за поволокой толерантности, легкости и гиперреальности. Гиперрынок это уже, за пределами завода и традиционных институтов капитала, модель всякой будущей контролируемой социализации: повторная тотализация в гомогенное пространство-время всех рассеянных функций тела и социальной жизни (работа, досуг, пища, гигиена, транспорт, медиа, культура); повторный перевод всех противоречивых потоков в термины интегрированных кругов; пространство-время целой операциональной симуляции социальной жизни, целой структуры жилищной зоны и незаконной торговли.

Модель управляемой антиципации, гиперрынок (в Соединенных Штатах особенно) предшествует агломерации; именно он создает агломерацию, тогда как традиционный рынок находился в сердце населенного пункта, месте, куда и город и деревня вместе прокладывали путь. Гиперрынок это выражение целого образа жизни, в котором исчезла не только деревня, но и город, чтобы уступить место «агломерации» - урбанистический функциональный zoning полностью оборудованный системой сигнализации, чьим эквивалентом он и является, микромодель с точки зрения потребления. Но его роль выходит далеко за пределы «потребления», а предметы там не относятся больше к специфической реальности: главенствует их серийная компоновка, циркулярная, красочная, будущая модель социальных отношений.

«Форма» гиперрынок способствует, таким образом, пониманию того, что он есть конец современности. Большие города видели, на протяжении века примерно (1850-1950) как рождалось поколение больших «современных» магазинов (многие носили это имя тем или иным образом), но эта фундаментальная модернизация, связанная с модернизацией транспорта, не перевернула урбанистическую структуру. Города остались городами, в то время как новые города превращены в сателлит гиперрынком или shopping center, обслуживаемые программируемой транзитной сеткой, они прекращают быть городами, чтобы стать агломерациями. Появился новый морфогенез, берущий начало в кибернетическом типе (то есть репродуцирующий на уровне территории, жилища, транзита, сценарии молекулярной команды, являющиеся сценариями генетического кода), и форма которого является ядерной и орбитообразной. Гиперрынок как ядро. Город, даже современный, его больше не поглощает. Это он устанавливает орбиту, по которой движется агломерация. Он служит имплантом новым агрегатам, так же как действуют иногда университет или еще завод – но больше не завод XIX века, ни децентрализованный завод, который, не нарушая орбиты города, устанавливается в пригороде, но завод монтажа, автоматизированный, с электронной системой управления, значит, соответствующей функции и рабочему процессу, полностью лишенным единой территории. С этим заводом, как и с рынком или новым университетом, больше не происходит обращения к функциям (коммерции, работе, знанию, досугу), которые автономизируются и перемещаются (что характеризует также развертывание «современного» города), но к модели дезинтеграции функций, индетерминации функций и дезинтеграции самого города, трансплантированного вне города и принятого за гиперреальную модель, ядро синтетической агломерации, не имеющего ничего общего с городом. Негативные сателлиты города, выражающие конец города, даже современного города, как детерминированного, качественного пространства, как оригинального синтеза общества.