Симон

– Мне плевать, что здесь было, поехали, я на тебе женюсь, – выдохнул он. Она слушала, упрямо отводя взгляд, вынуждая его нагибаться и заглядывать ей в глаза, и за тот короткий миг, что он это проделывал, она безошибочным женским чутьем уловила в его голосе именно ту интонацию неуверенности и страха, которую с болью ждала, и догадалась – эта ноша ему не по плечу. Ему не справиться с неизбежными сплетнями и шепотами о том, что он вынужден был взять в жены порченую, изгаженную чужим мужиком девушку.

– Ты опоздал! – закричала она с такой силой, что казалось – это не она, а небеса разверзлись и исторгли из себя тысячеголосый страшный крик. – Ты опоздал! – кричала она, осознавая, что не родить им двух мальчиков и девочку, не прожить счастливо сто лет и не умереть в один день… Она так и не посмотрела на него, но видела краем глаза, как уводили его друзья, как он, безропотно подчинившись, покинул дом первым, как последний уходящий закрыл за собой дверь – тщательно, до щелчка. Она кричала и кричала, захлебываясь собственным беспросветным горем, и умолкла, когда Каро, тряхнув ее за плечи, попросил: не нужно, не кричи. И лишь тогда она, наконец, умолкла.

Она ушла в ту же ночь. Каро не остановил ее, потому что не сомневался, что никуда теперь она от него не денется. Она добралась до дома к рассвету, хотела заглянуть в закут к отцу, но передумала – какой смысл его будить, утром поговорят. По той же причине не стала будить брата с тетушкой. Затопила баню, тщательно вымылась, немилосердно натирая себя мочалкой и дегтярным мылом.

Бабушка ждала ее на веранде. Сидела на тахте, широко расставив отечные ноги и опершись на колени локтями – большой живот висел между ног тяжелым бесформенным мешком, глаза – темные, беспощадные – смотрели прямо, не мигая.

– Зачем ты вернулась? – спросила она скрипучим, неожиданно бесцветным голосом.

– А зачем я должна жить с тем, кого не люблю? – вопросом на вопрос ответила Сусанна, закручивая и выжимая тугую прядь волос.

Бабушка откинулась на спинку тахты, выдохнула, раздражаясь ее непонятливости.

– Об отце с братом ты, конечно, не подумала. Как им с таким бесчестьем теперь жить? Брат твой, малолетний дурак, весь день рыскал по городу с ножом в кармане. Ну найдет он его, ну убьет, а дальше что? Хочешь, чтобы его посадили в тюрьму? И что ты от этого выиграешь?

Сердце Сусанны мгновенно переполнилось беспросветным чернильным отчаянием. Захотелось разбежаться и раскроить себе голову о косяк двери. Бабушка, словно прочитав ее мысли, обернулась к двери, цокнула языком, перевела взгляд на нее.

– Случившегося не исправишь, – каркнула она. – Возвращайся к тому, кто тебя похитил. Никому ты теперь, кроме него, не нужна.

– Ты, должно быть, довольна, – совладав с дрожью в голосе, прошептала Сусанна.

– Чем это я должна быть довольна?

– Тем, что твои проклятия наконец достигли цели. Ты же этого хотела?

Бабушка подалась вперед, снова облокотилась на колени. Глухо рассмеялась.

– Иди спать.

– За что ты всех нас так ненавидишь? – надвинулась на нее Сусанна и, не дождавшись ответа, зашипела: – Нужно было задушить тебя подушкой, когда ты спала. Жаль, я раньше не додумалась.

Бабушка снова глухо рассмеялась.

– Иди спать, полоумная.

Утром Сусанна объявила семье, что сбежала по собственному желанию. Поскольку все сбережения отца ушли на могильный камень для матери, она не захотела вовлекать его в новые траты. Теперь они спокойно могут обойтись без свадебных хлопот. Заверив всех, что счастлива и беспокоиться не о чем, она принялась собирать вещи. Днем за ней заехал Каро – в сопровождении матери, старшего брата и того самого жидкоусого племянника, водителя машины, на которой ее увезли. Накрыли скромный стол, посидели, выпили за счастье молодых. Бабушка к ним не вышла и с внучкой не попрощалась. Через три дня она умерла. Сусанна ее похороны тоже пропустила, взяв на себя готовку для поминального стола. Позже она узнала, что после ее отъезда бабушка в свою комнату не заходила и ночевала на той подпорченной древоточцем тахте. Там она и умерла от сердечного приступа, окруженная демонами и духами, терзающими ее на протяжении всей ее жизни и наконец-то заполучившими ее в безвозвратное свое распоряжение.

За шесть лет замужества мягкое и впечатлительное сердце Сусанны огрубело и превратилось в камень. Она так и не простила мужу случившегося. Все эти годы она планомерно превращала его жизнь в ад, совершенно не задумываясь над тем, что, измываясь над ним, сама черствеет душой. Изводила умеючи, с неиссякаемой энергией и удовольствием: придумывала обидные прозвища, дерзила и не упускала малейшего повода, чтобы, устроив выволочку, дуться неделями. Рожать она не собиралась, потому, осторожно разузнав у соседки о способах предохранения от беременности, тайком от него пила крутой отвар кориандра и спринцевалась подкисленной уксусом водой.

Спала она, как прежде, мало и чутко, вскакивала от любого шума. В полусне ей мерещилось бормотание бабушки, и она потом долго ворочалась в постели, проклиная старуху, не оставляющую ее в покое даже после смерти.