Сильвия и Бруно

— Они, должно быть, гуляют под яблонями, — предположила фермерша. Мы оставили Бруно досказывать свою сказку, а сами отправились в сад, где почти сразу же наткнулись на девочек, степенно прохаживающихся рука об руку. Сильвия несла на руках куклу, а Бесси старательно закрывала той личико от солнца. Зонтиком ей служил капустный лист.

Завидя нас, Бесси выронила свой капустный лист и поспешила нам навстречу. Сильвия последовала за ней, но не так быстро — с драгоценной ношей требовалось обращаться осторожно и заботливо.

— Я её Мама, а Сильвия — Старшая Няня, — затараторила Бесси. — И Сильвия научила меня такой милой песенке, чтобы я пела её моей Матильде Джейн!

— Так давай и мы её послушаем, а, Сильвия? — сказал я, чувствуя прилив радости от того, что наконец-то выпал случай послушать, как она поёт. Но Сильвия неожиданно засмущалась и даже словно бы испугалась.

— Нет, прошу вас, не надо, — торопливо произнесла она «в сторону», то есть мне. — Бесси уже тоже знает её наизусть. Бесси сможет спеть!

— Вот и хорошо! Пусть-ка Бесси нам споёт! — поддержала её Бессина мать, гордая своей девочкой. — У Бесси от природы замечательный голос (снова реплика «в сторону» и снова в мою). — Впрочем, я ничуть этому не удивляюсь.

Бесси была слишком счастлива, чтобы заставлять себя упрашивать. Эта маленькая пухленькая Мама опустилась у наших ног на траву вместе со своей отвратительной дочерью, оцепенело развалившейся поперёк Мамашиных колен (кукла была из тех, что не способны сидеть, как их не уговаривай), и с прямо-таки лучившимся от удовольствия лицом затянула колыбельную, так оря, что неминуемо до смерти перепугала бы своё бедное дитя. Старшая Няня присела позади неё, почтительно держась на заднем плане. Она положила ладошки на плечи своей маленькой госпожи, чтобы в любую минуту, если потребуется, выполнить обязанности суфлёра и заполнить «пробелы в предательской памяти».

Правда, ор, с которого начала Бесси, оказался всего лишь минутным порывом. Ещё несколько нот, и Бессин рёв съехал вниз; она продолжала петь тихим и, следует признать, мелодичным голоском. Поначалу её громадные чёрные глаза были устремлены на мать, но потом взгляд их сместился кверху и заплутал по кронам яблонь. Девочка, казалось, совершенно позабыла, что у неё были другие слушатели, помимо её Деточки и Старшей Няни, раз-другой подсказавшей нужную интонацию, когда пение делалось слегка монотонным.

«Матильда Джейн, не смотришь ты
На кукол, книжки и цветы;
Сую тебе я их весь день —
Ослепла ты, Матильда Джейн?
Я задаю тебе вопрос,
Щипаю я тебя за нос,
Ты безответна, словно пень —
Нема, увы, Матильда Джейн!
Матильда! Слушай! Эй! Ура!
Кричу на ухо до утра,
Но для тебя я словно тень,
Ведь ты глуха, Матильда Джейн!
Но знай, Матильда, — чепуха,
Что ты слепа, нема, глуха:
Тебя люблю я, мне не лень
С тобой играть, Матильда Джейн!»

Три первых куплета она исполнила довольно небрежно, зато на последнем в ней зримо пробудилось чувство. Её голос возвысился, стал чище и громче, лицо засветилось, словно на неё снизошло вдохновение, и когда она пела заключительные слова, то прижала бесчувственную Матильду Джейн к своему сердцу.

— Теперь поцелуй её, — подсказала Старшая Няня. И в следующую секунду глупое бессмысленное лицо Дочурки было осыпано целым ливнем страстных поцелуев.

— Какая милая песенка! — воскликнула фермерша. — Кто сочинил слова, дорогуша?

— Мне… мне нужно найти Бруно, — заторопилась Сильвия и покинула нас. Чудный ребёнок, казалось, постоянно опасался, что его похвалят или хотя бы заметят.

— Это Сильвия придумала слова, — ответила Бесси с гордостью за важность сообщаемых сведений, — а Бруно придумал музыку. А я её спела! — На этот последний факт, кстати, излишне было указывать.

Выслушав её, мы отправились вслед за Сильвией, и все вместе вошли в прихожую. Бруно всё ещё стоял у окна, оболокотясь о подоконник. Он, очевидно, уже закончил рассказывать мухе свою сказку и нашёл себе новое занятие.

— Не мешайте мне! — заявил он, стоило нам войти. — Я считаю свинок на поле.

— И сколько же их там? — спросил я.

— Примерно тысяча четыре, — ответил Бруно.

— Ты хочешь сказать, примерно тысяча, — поправила его Сильвия. — Здесь не следует говорить ещё и «четыре», ведь насчёт четырёх ты не можешь быть уверен.

— Ты как всегда всё напутала! — с торжеством провозгласил Бруно. — Как раз в четырёх я и могу быть уверен, потому что эти четыре тут, под окном копаются. А вот в тысяче я нисколько не уверен!

— Но многие уже ушли в хлев, — сказала Сильвия, наклонившись вперёд и всматриваясь в окно поверх брата.

— А! — махнул Бруно рукой. — Их было так мало и они так быстро ушли, что я и считать их не стал.