Сильвия и Бруно

— Расскажи ему, Бесси. — И мать любовно и с гордостью глянула вниз, на маленькую розовощёкую девчушку, которая только что робко пробралась в комнату и прилепилась к материнским ногам. — Что говорится в твоей книжке стихов про небережливость?

— Небережливость губит нас, — едва слышно забубнила Бесси по памяти, — идёт за ней нужда; ты скажешь: «Корочку б сейчас, что выбросил тогда!»

— Ну а теперь ты попытайся, мой милый! Не-бе…

— Небежалость… — с готовностью начал Бруно, но затем сразу же наступила мёртвая тишина. — Дальше я не запомнил!

— Ну, хорошо, а вот какой из этого следует урок? Хоть это ты можешь нам сказать?

Бруно ещё раз откусил от своего куска и задумался. Но вывести из этого стихотворения какую-либо мораль ему оказалось не под силу.

— Всегда нужно… — шёпотом подсказала ему Сильвия.

— Всегда нужно… — быстро повторил Бруно, а затем с внезапным озарением продолжил, — всегда нужно смотреть, куда она летит!

— Кто летит, дитятко?

— Ну, корочка, конечно же! — сказал Бруно. — Тогда, если мне нужна будет эта корочка, я буду знать, куда я её выбросил.

Это новое разъяснение ещё больше сбило с толку добрую женщину. Тогда она вновь вспомнила про Бесси.

— А не желаете ли взглянуть на Бессину куклу, дорогие мои? Бесси, ты позволишь маленькой леди и маленькому джентльмену взглянуть на Матильду Джейн?

Бессина робость тут же улетучилась.

— Матильда Джейн только что проснулась, — доверительно сообщила она Сильвии. — Поможете мне надеть на неё платьице? Завязывать ей тесёмки — это такая морока!

— Я отлично умею завязывать тесёмки, — донёсся до нас милый голосок Сильвии, когда две девчушки уже выходили из комнаты. Бруно не удостоил их взглядом, он с видом заправского джентльмена прошествовал к окошку. Ни девочки, ни их куклы не входили в сферу его интересов.

Тут любящая мать принялась рассказывать мне (а какая мать откажется от такой возможности?) обо всех Бессиных добродетелях (а заодно и о недостатках, раз уж зашёл разговор), а также о целом скопище ужасных болезней, которые вопреки этим цветущим щёчкам и пухленькой фигурке только и ждут случая, чтобы стереть девочку с лица земли.

Когда половодье приятных воспоминаний истощилось, я стал расспрашивать её о рабочем люде, живущем по-соседству, и особенно о «Вилли» — том самом, разговор о котором мы подслушали у дверей его собственного дома.

— Хороший был парень, — сказала общительная хозяйка, — но пьянство его погубило! Не то чтобы я была рьяной противницей выпивки — для большинства из них она совершенно безобидна, — да только некоторые не в силах противостоять соблазну; и на пользу им не пошло, что на углу возвели «Золотого льва».

— Какого золотого льва? — не понял я.

— Это новая пивная, — объяснила женщина. — Толково место выбрали, ничего не скажешь — как раз на пути рабочих, возвращающихся с кирпичного завода, вот как сегодня, с недельным заработком. Там-то и оседает добрая часть этих денежек. Некоторые препорядочно напиваются.

— Вот если бы они могли получить то же самое дома, — пришло вдруг мне в голову, и я даже не заметил, как произнёс это вслух.

— А что! — пылко откликнулась женщина. Её поразило такое решение вопроса, над которым и сама она, по всему видать, немало побилась. — Если бы удалось устроить так, чтобы каждый мужчина мог спокойно выпивать свою несчастную кружку пива у себя дома, ни одного пьяного не осталось бы под Луной!

Тут я рассказал ей одну старую историю про некоего крестьянина, который купил себе бочку пива, а жену назначил домашней буфетчицей, и всякий раз, как ему хотелось выпить кружку пива, он неизменно платил ей через прилавок, а она при этом никогда не отпускала ему в долг и вообще была стойкой и неумолимой продавщицей, не допускавшей, чтобы он выпил больше, чем позволяла его наличность. По прошествии года он не только нашёл, что пребывает в отличной форме, превосходном состоянии духа и в том неподдающемся определению, но безошибочно угадываемом настроении, которое отличает трезвенника от человека, частенько бывающего навеселе, но вдобавок имеет полную кассу, в которой преспокойно скопились его же собственные пенсы!

— Вот поступали бы они все так! — сказала на это добрая женщина, утирая глаза, которые переполнились влагой от избытка чувств. — Выпивка не должна становиться проклятьем для несчастных, которые…

— Проклятьем она становится лишь тогда, — сказал я, — когда ею злоупотребляют. Любой Божий дар можно обратить в проклятье, если пользоваться им без разума. Но нам пора собираться. Будьте так добры, кликните девочек. Матильда Джейн уже напринималась гостей на сегодня, не правда ли?

— Мигом их приведу, — сказала хозяюшка, вставая. — Этот юный джентльмен, быть может, видел, куда они пошли?

— Где они, Бруно? — спросил я.

— Только не в поле, — уклончиво ответил Бруно, — поскольку там одни только свинки, а Сильвия ведь не свинка. Ну, не перебивайте меня. Я рассказываю этой мухе сказку, а она может упустить самое главное.