Сильвия

Сильвия все сделала, как ей было сказано. Вот еще ее особенная черта: столько жестокости проявила к ней жизнь, такое вызывала у нее яростное сопротивление, но и таланту отрешиться от всего тоже ее научила. Думаю, скажи ей кто-нибудь, что жить осталось только один день, она и это приняла бы молча, без протеста. Сражалась она тогда, когда был смысл сражаться, а уж если на что пошла, внутреннее сопротивление находила бесполезным, — с Лоло был как раз такой случай. Она ведь все понимала: в каком положении оказывается и на каких условиях.

В баре она появилась без нескольких минут девять. На ней было черное платье джерси, подчеркивающее фигуру и оттенявшее ее красоту, — чудесное платье; нетрудно вообразить, какое сильное впечатление должна она была произвести на того бразильца. Звали его Антон Фугильо Перес, он был крупным экспортером кофе, а в Рио-де-Жанейро ему принадлежал чуть не целый квартал — миллионы и миллионы долларов, если перевести в ценные бумаги, ведь это был самый центр города. Среднего роста, крепко сбитый человек, обладавший чудовищной силой, и очень волосатый — руки, грудь сплошь в шерсти.

Он стал усиленно приглашать Сильвию отужинать с ним, и она согласилась сопровождать его в «Чемборд», где принесли целую гору всего, на пятерых хватило бы, а она почти и не притронулась. Потом перекочевали в бар «Хариун», о котором он был наслышан, и миллионер выпил три бокала мятного ликера со льдом — очень любил этот напиток, стал ее звать еще и в «Маленький клуб», тоже исключительно модное местечко среди тех, с кем бразилец в основном общался, только Сильвия уже очень устала эмоционально и физически, надо было, не откладывая, приступать к главному, иначе у нее просто не останется сил. И они поехали к ней домой.

Мне все еще было крайне трудно осознать для себя, что Сильвия продавала любовь, позволяя пользоваться своим телом за деньги, но теперь, восстанавливая этот эпизод, я все представил с полной ясностью. И не содрогнулся: ей-то было куда тяжелее. Я так и видел, как эта волосатая туша наваливается на нее и сопит, как Сильвия все это сносит ради обещанных ей денег, которые не могла заработать по-другому. Раз уж на такое пошла, все будет, как должно быть, и нужно просто перетерпеть, просто выдержать. А он валялся голый на ее постели, и был очень доволен собой, и предавался фантазиям, которые посещают миллионеров-бразильцев.

Сильвия, одевшись, пошла на кухню сделать кофе. Вымотана она была до предела, все в ней ныло и умоляло о передышке, но спать было страшно — не из-за бразильца, мужчин она не боялась, а с этим вполне сносно могла объясниться по-испански, а из-за своих кошмаров. Кофе она сделала очень крепкий, но эффект — такое часто случается — оказался противоположным ожидаемому, и ее клонило в сон лишь еще сильнее, пока, пошатываясь, она не побрела в гостиную, где стоял диван с подушками из пенопласта, и, свалившись, тут же уснула.

Было примерно половина второго. Через час Сильвия начала вскрикивать во сне. Сразу же пробудилась, но не только из-за своих криков — два тяжелых кулака молотами обрушились на нее.

Перес, видимо, тоже, сам не осознавая, что делает, реагировал на женские вопли тем, что старался их немедленно заглушить любой ценой. Нагой, страшный, он душил ее, придавливая всем телом, и Сильвия поняла, что он ее убьет, если не разжать этих стискивающих ее лап. И она ногтями вцепилась ему в лицо, а когда он чуть ослабил объятие, ногой изо всех сил ударила его в пах и высвободилась. Он тут же вскочил на ноги и ответил ей такой пощечиной, что Сильвия покатилась по полу и головой задела за край комода. Кровь хлынула фонтаном, заливая лоб, но сознание она не потеряла и, схватив телефонную трубку, хотела вызвать швейцара.

Сделано все это было стремительно, молча, без вскриков, и Перес, видя, что она набирает номер, пришел в чувство.

— Куда ты звонишь? — заорал он по-испански.

— В полицию.

— Нет. О, нет. Не надо!

Прикрыв ладонью трубку, Сильвия сказала:

— Там уже ответили, не смей ко мне приближаться, сволочь.

— Не надо в полицию! — зашептал он.

— Ага, а ты меня возьмешь и убьешь.

— Никто тебя убивать не собирается. Послушай, я пальцем тебя не трону. Ты же такая замечательная, просто, как цветок. Понимаешь, когда я просыпаюсь от того, что кто-то рядом кричит, я просто сам не свой. Собой не владею. Да ты посмотри на меня. Я ведь мухи не обижу.

— Сейчас вот с сержантом поговорю, — пригрозила Сильвия, внезапно осознав, что ей надо делать.

— Нет, Сильвия, милая моя, нет, не надо! — Он упал перед ней на колени, протягивая к ней руки в умоляющем жесте. — Да пойми же ты. Я ведь тут по серьезному делу. Переговоры у меня важные. А если скандал, — для меня все кончено, и от семьи моей ничего не останется. А у меня жена. И пятеро детей…

— У всех вас, сволочей, жены, дети, — холодно ответила Сильвия. — Почему-то вам это не мешает.

— Но я же ничего от тебя не прошу, Сильвия. Только немножко снисхождения. Только чтобы ты меня поняла. Неужели трудно?