Сильвия

— А что касается женщин, все по-другому: естественнее ничего нет, чем выцарапать лучшей подруге глаза. Все это, мистер Маклин, чушь собачья, только нагромоздили ее столько, что уж ничего не поделать. Извините, если резко выразилась. Случается со мной, если я не в Скарсдейле. Ведь любому врачу известно: на сотню гомиков одна лесбиянка найдется, и даже у нее, у единственной, побуждения совершенно другие. Среди нас, женщин, перверсий этих, про которые написано у Крафт-Эбинга[9], почти и не встречается, но все равно, стоит двум из нас сойтись чуть ближе, как у сплетников сразу ушки на макушке. А, к черту! В общем, мы с Сильвией были тогда две девчонки, которых жизнь в угол загнала, и пытались выкарабкаться, как умели, и друг к другу тянулись. Любовь — это из-за вас, из-за мужчин, теперь грязное слово. И я не буду им пользоваться, а то еще глупости какие-нибудь навоображаете.

— И не подумаю, — ответил я. — Все просто: Сильвия старалась о вас заботиться, счета оплачивала, так ведь?

— Смотрите, какой вы умница.

— Да ничего особенного, миссис Филлипс. Просто стараюсь внимательно вас слушать. Стряхните крошки с рукава, пожалуйста.

— Извините. Спасибо.

— Интересно, сколько у вас от тех семисот долларов оставалось?

— Кажется, шестьдесят. Не больше.

Глава V

Про заведение Лоло — Бубнового короля говорили, что это «рискованное местечко», причем знали его очень хорошо, по крайней мере, те, кто такие места обожает. Находилось оно на Мэдисон авеню, где-то в районе шестидесятых улиц, и с виду представляло собой не то маленький бар, не то приличный салун. Полицейского обычно можно было при необходимости отыскать где-нибудь за квартал отсюда. Название отсутствовало. Просто слово «Бар», намалеванное на окне, изнутри задернутом занавеской, и ничего больше.

Сильвия вошла, спросила мистера Лоло, которого прозвали Бубновым королем за пристрастие к этой масти. У него и на пальцах было сразу три кольца с камнями в форме квадратиков того же цвета, как бубны на картах. Крохотный располневший человечек с бескровными, до странности бледными ушами, неизменно одетый в серый костюм строгого покроя и белоснежную сорочку, шелковый галстук непременно голубого тона. Поговаривали, что кто-то ему объяснил: такая комбинация исключает впечатление вульгарности и, усвоив сказанное на всю жизнь, он от нее не отступал. Но ничего не мог поделать со своей страстью к рубинам в форме квадратиков. Когда Сильвия его первый раз увидела, ему было под пятьдесят. Во времена сухого закона у него была репутация довольно скандальная, раза два-три пришлось даже посидеть, но теперь Лоло посвятил себя законному бизнесу да еще в городе, где никто особенно не косился ни на сводников, ни на хозяек борделей, лишь бы они не слишком взвинчивали цены да не хвастались своими достижениями на каждом углу.

Сильвия пришла днем, как ей советовали, — она кое-что предварительно узнала, — и Лоло беседовал с ней, сидя в отгороженном уголке бара, который он называл своим кабинетом. Для начала он профессиональным взглядом ее оглядел, но к такому Сильвия успела привыкнуть и отнеслась спокойно.

— Ну что же, сестричка, слушаю, — сказал он.

— Мистер Лоло, я по делу пришла.

— Ага, по делу. Конечно, по делу, — кивнул он. — Понимаешь, сестричка, вот что. У меня тут разные девчонки работали, бывали и такие, что клиент только на них посмотрит и уже кончил, но вот рот им никак нельзя было открывать, заговорят — сразу видно, дешевки и ничего больше. А мне дешевки не требуются. Ты откуда будешь, сестричка?

— Из Эль-Пасо.

— В Техасе, что ли?

— Да, мистер Лоло. В Техасе.

— Ну, и кто ты? В стриптизе выступаешь? Или на всю катушку? — Он обернулся к бармену за стойкой. — Эй, Чарли, в этом Эль-Пасо, ну знаешь, в Техасе, там вроде как стриптиз классный?

— Так Эль-Пасо-то на границе вроде.

— Ну, ты кто родом, а, сестричка?

— Наполовину я мексиканка.

— Наполовину мексиканка! Эй, Чарли, слыхали? Ни хрена себе! — опять повернулся к Сильвии. — Только врать-то мне не надо, слышь, не надо, говорю. А то живо отсюда выставлю к чертям собачьим. Будешь по улицам гулять, ясно? Вообще-то ты очень даже ничего, главное, чтоб разговаривать умела. Как, умеешь?

Сильвия кивнула, и Лоло обратился к бармену:

— Слушай, скажи-ка ей что-нибудь по-испански. — Бармен усмехнулся, спросил:

— Me hace dano dafflo la leche, понятно, милая? А все равно пью. Для желудка хорошо.

— Что он сказал? — поинтересовался Лоло.

— Молоко у него плохо усваивается.

— Так какого лешего ты его пьешь, а, Чарли? Значит, вот что, сестричка. Давай расскажи ему про свою жизнь, только по-испански. А я послушаю.

(Джейн Филлипс сказала: у Сильвии было чувство, что с этим ей не справиться, но ничего, сумела все-таки. Хотя вообще-то неясно, как, это ей было и правда не под силу, да и чувствовала она, что не надо ей так поступать, только лишнюю опасность на себя навлекает.)