В общем, взглянула она на Лоло из-под век, и было что-то в се взгляде такое, от чего он поежился. Но все равно стоял на своем. И Сильвия заговорила: «Не existi-do — he permitido — he leido — he comprendido — he sufri-do — he vivido»[10]. Каждое слово произносилось ею медленно, словно бы про себя, она ждала, пока бармен ей скажет, что достаточно. Он послушал, кивнул:
— Хватит. Вполне прилично она говорит, Лоло. Так что кончай. И вообще не хочу я в такие дела впутываться.
— Ладно, — хмыкнул Лоло. — Ты вообще-то у кого раньше работала?
— У Молли Бэнтер, около пяти недель.
— С полицией, что ли, не поладила? Мне таких не надо, кто с полицией дела имел.
— Я еще раньше ушла, до того, как все там началось.
— Куда ушла?
— Мы во Флориду уехали. В ресторане работали при гостинице, официантками.
— Чего же вернулась? Привыкла легко зарабатывать, работенка трудной показалась, да?
— Можно и так считать, — ответила Сильвия, — в общем, мне деньги были нужны и быстро.
— Да ты не кипятись, сестренка, не кипятись. Я тебе кое-что про это вот место рассказать хочу. Тут тебе не бордель какой-нибудь и не девочки по вызову. У меня таких, как ты, двадцать, а может, тридцать, и все не меньше сотни за ночь. Такса такая: сотня и не меньше, причем без мухлежа. Иностранцы ко мне валом валят, знают, лучше места во всем Нью-Йорке не отыщешь. Прямо тебе ООН, мы как приложение, что ли, у нас и премьер-министр один в клиентах был, и послы разные, и немец-миллионер — все сюда заглядывают, ну как в бар, а там и девочка появляется, улыбнется, а дальше сама понимать должна. Всего и делов. Клиенту чем хорошо: уровень обеспечиваем, и охрана на всякий случай. Вот зачем фараон всегда поблизости дежурит. У нас тут никаких беспорядков в помине нет, тихо все, культурно. Денег с клиента тебе просить не надо, чтобы и разговора такого не заходило. Это моя забота, я с тобой и расплачиваюсь. Под утро. А на работу выходить часов в девять-полдесятого. Просто приходишь в бар и берешь коктейль. Платье это вот на тебе, оно сколько стоило?
— Восемь долларов.
— Тряпье. Получше-то ничего нет?
Сильвия сказала, что найдется.
— Сегодня в самом лучшем приходи. Да не забудь в ванне поваляться. Чтоб была, как настоящая леди, когда сюда придешь, мне эти шлюхи дешевые без надобности. Только, сама понимаешь, чтоб и выглядела, как леди, и понятно было, зачем ты тут. Ну, леди, которой потрахаться захотелось.
— И сколько из этих ста долларов мне?
— Пятьдесят. Все честно — пополам.
— Мало.
— Мало? Ах ты, леди Годива какая нашлась. Ты вообще-то кто на самом деле, не забыла еще?
— А я говорю: мало. Шестьдесят.
— Что ты говоришь, сестренка, мне без разницы. Или пополам, или всего хорошего.
— Хорошо, — вздохнула Сильвия. — Пополам, так пополам. Когда выплата?
— Для начала в конце недели за все сразу рассчитаемся. Приходи в воскресенье, денежки твои тебя ждать будут. А теперь послушай-ка. Мы тебе и клиента уже подобрали, бразильца одного, миллионера. Только он тупой какой-то, по-английски ни бум-бум. Я ему вчера такую девочку подобрал — блондинка, высокая, все от таких балдеют, а этот хоть бы что. Ему подавай шатенку и чтобы на его языке разговаривать умела.
— Они не по-испански говорят, бразильцы эти. По-португальски.
— Чего? — так и вскинулся он. — Эй, Чарли, что за дела, в Бразилии не по-испански говорят разве?
— По-португальски.
— А, чтоб тебя, раньше не мог сказать?
— А ты меня спрашивал?
— Ну и кретин! Все латинцы сплошь кретины. Еще спрашивать я должен! Так как, сестричка, ты по-португальски сможешь?
— Попробую, — сказала Сильвия. — Наверно, смогу. Да он и по-испански должен понимать, не сомневаюсь.
— Ну и отлично. Тогда ступай, переоденься, себя в порядок приведи, а к девяти я тебя жду.
Мне не надо было объяснять, что Сильвия при этом чувствовала, я вообще уже очень многое про нее понял, и когда мне рассказали такие вот эпизоды из ее жизни, я сразу представлял себе ту исхудалую девчонку, которая когда-то в Питсбурге прибилась к Ирме Олански. Когда мальчик и девочка растут вместе с раннего детства, у них чаще всего во взрослой жизни ничего не выходит, но я-то по отношению к Сильвии был в совершенно другой ситуации, и пусть никогда я ее не видел, ее дыхание, ее образ оставались со мной постоянно — и днем, и ночью. Они стали частью меня самого. В тот день, когда я слушал рассказ Джейн Филлипс про случившееся давным-давно, я переживал все, точно это происходит со мной и сейчас, и ясно перед собой видел каждую подробность, — в тот день, к вечеру, я зашел в бар на Мэдисон-авеню, заказал пива. Полицейский все так же маячил неподалеку — уж не тот ли самый? — а Лоло Бубновый король по-прежнему сидел у себя в закуточке, что-то подсчитывал и заносил в толстую книгу, надо думать, подбивал итог: сколько всего принес ему за месяц взимаемый им пятидесятипроцентный налог на заработки тех, кто у него служил. Не знаю, может, Сильвия и сумела каким-то образом навсегда об этом позабыть, зато передо мной все сейчас проходило будто наяву.