Сильнее смерти

У Диаманты был выбор, сделать который она должна была прямо сейчас. Первый вариант – не вмешиваться. Оставить все как есть, позволить связи Эвридики и Цезаря развиваться и умирать естественным образом. В конце концов, его беседа с этой блондинкой была не таким уж страшным преступлением! Второй вариант – позволить Эви узнать об этом. Она гораздо эмоциональней, она уязвима в своей привязанности и выводы сделает мгновенно. Скорее всего, это причинит ей боль, но иногда немного боли нужно для выздоровления, ведь правда?

Здравый смысл подсказывал, что в чужую судьбу лучше не лезть. Но Диаманта решила, что на сей раз она может вмешаться – на правах сестры.

«Эви», – позвала она через их мысленную связь.

Сестра сейчас была в лечебном корпусе, далеко отсюда. У нее не было шанса случайно увидеть этих двоих, и вмешательство Диаманты многое меняло.

Эвридика отозвалась мгновенно: «Здесь я. Что-то случилось?»

«Ты мне скажи».

«В смысле?»

«Хочу показать тебе одно воспоминание».

Сейчас Цезарь и неизвестная блондинка отстранились друг от друга, их разговор смотрелся не слишком впечатляюще. Поэтому Диаманта передала сестре воспоминание о том, как они только что обнимались.

Реакция Эвридики превзошла все ее ожидания. Нет, она не сказала ни слова, ни о чем даже не подумала. Однако Диаманта прекрасно различала ее чувства: гнев, возмущение, обида, боль – и ревность!

Похоже, все зашло даже дальше, чем предполагала Диаманта. Это нужно было срочно прекращать.

«Ну и зачем ты мне это показываешь?» – наконец подумала Эвридика.

«Ты знаешь, зачем». «Понятия не имею».

«Тогда пора нам это обсудить. Встретимся через пять минут у озера».

«Без проблем».

Она ушла, а Цезарь Инанис так и не заметил ее. Он продолжал беседовать с блондинкой, не подозревая, какие перемены его ждут.

* * *

Бар был неплохой, маленький, не слишком темный, и главным его недостатком Хиония назвала бы то, что доски оказались плохо сколочены, и в зал дуло изо всех щелей. Само по себе это было не так плохо, однако ветер приносил с собой песок из пустыни, который потом зависал в воздухе, оседал на столах… да повсюду оседал. Порой она даже чувствовала его на зубах, и это было не слишком приятно.

Придя сюда, она сначала привлекла ненужное внимание – как привлекла бы любая красивая женщина. Рядом оказалось удручающе много не слишком умных самцов, почему-то решивших, что она явилась в этот кластер исключительно ради них. Но одного ледяного взгляда было достаточно, чтобы намекнуть: неправильное движение, неудачно выбранное слово – и они обнаружат себя где-нибудь за пределами галактики. Они были лишены мозгов, а не инстинкта самосохранения, и быстро отступали.

Главное, никто не узнал ее как Хионию Интегри, бывшую главу Великого Клана, и она чувствовала себя совершенно свободной.

Ей сейчас хотелось быть как можно дальше от своей семьи – она злилась на Роувена. Он вел себя как последний тюфяк, да еще и пытался выставить ее бессердечной стервой, наплевавшей на основные ценности Великих Кланов! Смотрите, какая злобная бабка, отказалась от любимой правнучки…

Она ведь действительно отказалась – потому что должна была. Лишь после предательства Рошель она особенно остро поняла, сколько лет жизни своих наследников она пропустила, как мало времени им уделяла. С этим сожалением Хионии предстояло жить до конца дней, исправить прошлое она не могла. Но при этом она здраво смотрела на настоящее и будущее!

Рошель приняла решение раз и навсегда. Та улыбчивая девочка, которую помнила Хиония, умерла в тот же день, когда умер Анор Мортем. С тех пор ее именем и образом пользовалось совершенно другое существо, хищное, злобное, недостойное зваться Великой колдуньей.

Перемена произошла, и обратного пути уже не было. Только как объяснить это Роувену? Напрасно говорят, что женское сердце добрее. Мужчину обмануть несложно, если обман делает ставку на жалость, а не на агрессию. Роувену почему-то казалось, что хрупкая юная девочка, пережившая такие страдания, – это уже спасенный ангел.

У Хионии не было никаких доказательств, что это не так, кроме собственной интуиции. Она могла бы соврать, что у нее было видение, однако Роувен почувствовал бы обман и еще больше отдалился бы от нее. Беда в том, что никаких видений или предостережений со стороны магии не было. Настороженность Хионии питалась исключительно человеческой интуицией.

Мужчины жалеют женщин охотней, чем другие женщины. Там, где Роувен видел искупительное страдание, Хиония наблюдала лишь ловкий трюк. Изнасилование? Можно подстроить. Избиение? Рошель бы и не такое выдержала ради служения своим идеалам. Лишение глаз? Чудовища наверняка пообещали ей, что все исправят!

Но если бы она начала говорить о таком, ее бы сочли монстром похуже Рошель или Аурики Карнаж. Поэтому она просто ушла, и лишь на свободе вздохнула полной грудью.