— Православные! Всяко поругали веру нашу, а до того никто не дошел… И в ком змея ядовитая поселилась, где грех угнездился и демон семена свои взрастил? На погибель христианскому миру и на поругание господа вывесил у себя Аким Ольха непристойные чертежи на место божницы. Продал душу чорту! Выдумал машину и по ночам ездит на ней по ветру и навстречь ветру, пугает православных и тешит чорта… Православные! Да благословит вас господь бог и защитит от погибели. А Акима Ольху я отлучаю от церкви и предаю анафеме! Аминь!
Слушал Пантелей Кишкодер попа Вавилы речь и наполнял сердце радостью. Чувствовал, что отходит кила и на прежнее место становится. В радости своей и не заметил, как опустела церковь.
Ехал домой благостный и довольный, подбирая в уме кого собрать в партию против Акима Ольхи.
Вечером у Пантелея чуть не сходка. Собрались мужики, кряж на кряже. Расселись на лавках, на пороге, на печных приступках. Молча слушали Пантелеев доклад про Акима и про его машину.
…— Ежель ты честно, дак не посадили б тогда в острог. А то сидел ведь!.. А нам от этого большой вред, православные! Два года недород почему? А скотина падает почему? Аким всему виной. С нечистым связался, а бог-то и карает всех. Порешить надо с Акимом! Все грехи развяжем…
На том и закончили гузливое собрание: порешить с Акимовой машиной, а самого Акима выселить. И чтобы все это до Пасхи проделать, потому что в Великий пост и малый грех скинуть, большой богом зачтется.
Степа Сухожилкин свое дело сделал, съагитнул ребят на Акимову линию. И в тот же вечер, как собрал у себя мужиков Пантелей Кишкодер, всей гурьбой ребята вкатились.
Запоздравляли ребята Акима Ольху, жали руки, шутили: в Акимову хибарку. Загудела изба, затопырились непривычные к многоголосью стены, замигала от разговоров красным языком лампа.
И всем было задорно и весело. А с ребятами и Аким Ольха повеселел. Возился около ничего в чулане, делал занятой вид, а сам глядел на ребят и думал:
— Эка, задору-то в них!.. Настроить их на верную дорогу сколько наворошить можно?.. Ничего, настроим…
Степа Сухожилкин встал:
— Имею слово для доклада. Кто против?
— Никого.
— Ну, дак вот… Помню я, когда еще вовсе мальчишкой был, говорили про Акима Ольху, будто он с чортом связался. Помните, как его поп через пристава да через урядника в острог засадил?
Все помнили.
— А за что парня упекли? Кто мог доказать, что вправду он с чортом спознался? Никто! Ну, да не в том толк, нам-то про чертей не втолкуешь. Мы-то знаем, что никаких чертей нету.
Вскочил Аким Ольха из своего угла и голос подал:
— Товарищи! Не в чертях дело! Ну, их!.. Пущай они у попа остаются. Обидно мне, что травят, как волка. Вот, что обидно! Всю жизнь был я настоящим мужиком, работал… А взяли да и разорили. Ладно. А думу не разоришь! Выдумка-то при мне осталась. Машину-то у меня из головы не вырвешь!
— Верно, Аким!
— Правильно, товарищ!
— Вот. А добираются до машины. Темнота наша горемычная, серость да неграмотность… Сожгли однажды… Я другую построил. Помогите вы мне, ребята, до весны! Знаю, полезут мужики, так не отстанут. Недаром говорят про нечистую силу, на этом всю свою политику поп с Пантелеем держат. А весной пробу при всех сделаем, запашем. Все увидят мою правду, тогда не тронут.
Ребята молчали. Аким оглядел их:
— Ну, братцы, согласны?
— Знамо, согласны!
— Валяй, Аким, оборудывай!
— Строй машину!
— Поможем!
Аким стоял перед собранием потный и дрожащим голосом сказал:
— Спасибо, товарищи. За доверие спасибо. А я уж вам скажу, что испробована у меня машина. Действует!
— Магарыч с тебя, Ольха! Беспременно!..
— Вспрыски!
Аким засмеялся:
— Ладно, ребята. Для такого случая закажу ведро самогону. Всех угощу!
— Во-от!
— Ну, и попраздноваем.
— Вот попьем-то!.. Всю неделю пьяные будем.
— А ты нас на своей машине прокатишь?
— Прокачу! Только тарантас надо будет приспособить. Это можно!
Весело было у Акима. До полночи протолклись у него ребята, прослушали. А Аким рад стараться, пошел перед ребятами расписывать.
— Охранную грамоту получу, патент. Штука эта, ветроплуг-то мой, кажной деревне нужон будет. Денег заработаю и на эти деньги свое хозяйство направлю, а остальные на специальное училище пожертвую! Машины заведем.
Разошелся Аким, про все обиды позабыл. А ребята слушали и удивлялись, — дескать, эво, какой Аким Ольха! А они-то и не знали, что рядом с таким человеком живут…
Когда уходили, Степа Сухожилкин положил Акиму на плечо руку и похвалил:
— Святой ты человек, дядя Аким! Ей-богу.
И от этой простой похвалы чуть не выпрыгнуло сердце у Акима, от радости в дыху сперло и слова застопорило. Только, когда проводил ребят, отошел маленько. Сообразил все, и затопал частыми шагами по избе.
— Победа! Победа, мать честная!.. — и бегал, бегал по избе, чтоб поугомонить небывалую радость.
Где тут спать, когда в голове дума на думу наскакивает? Тянет на огород выбежать, отпереть сараюшку и бродить кругом машины, любоваться ею, подчищать, подхаливать. Чтоб вид у нее был радостный, глаз веселил. Чтоб у каждого сердце весельем вздыбилось при одном виде машины…