Сигуатера

Афонин открыл ногой дверь и выскочил в коридор. И уж оттуда крикнул:

— Псих, тебя старпом к себе срочно вызывает. В каюту. Писатель!

7

На сухогрузе «Солза» Кленкин оказался из-за несчастной любви. Год он старомодно ухаживал за операционной сестрой Мариной, которая, естественно, была на полторы головы выше удачливого хирурга. И дело шло на лад: Марина перестала носить туфли на высоком каблуке и покорно посещала с Кленкиным вечера органной музыки.

Но однажды Кленкин случайно услышал, как его невеста на лестничной площадке, где сестры устроили себе курилку, весело сказала подругам: «Девки, а ведь меня Хомячок кадрит всерьез. А что, выйду за него и нарожаю вам хомячат».

В тот же день «Хомячок» пошел в отдел кадров пароходства и попросил направить его на судно.

Кадровик разглядывал Кленкина с жалостливым участием и, хотя судовые врачи требовались, спросил:

— Вы хоть представляете, что такое море? Тут ведь, понимаете, и физические данные требуются.

— Вам кто нужен, хирург или силач-эксцентрик?

— Так-то оно так, — кадровик почесал лысину. — Ну, посидите в приемной.

Через десять минут Кленкина пригласили, и видно было, что кадровик навел справки, и поглядывал теперь на посетителя с уважением.

— На сухогруз «Солза» опытный хирург требуется. Они далеко ходят. Судно серии «Ленинский комсомол», двадцать две тысячи водоизмещением. С визой, я думаю, у вас все нормально будет. Но поимейте в виду, «Солза» по нескольку месяцев плавает и чартерные рейсы делает.

— Мне, чем дальше, тем лучше, — Кленкин вздохнул. Мать уже вышла на работу, но, конечно, известие, что сын стал судовым врачом, ее не обрадует.

— Эх, росточку бы вам… сантиметров десять, — сказал кадровик.

— Ничего, я дамские сапоги на каблуках надену.

— Дамские не советую. На судах народ: ой-ей-ей! В рот водопроводную трубу не суй, враз откусят. Ну садитесь, коли так. Пишите заявленьице.

За месяц Кленкин привел довольно запущенное медицинское хозяйство на судне в образцовый порядок. Предшественник был ленив и знал только один путь: от камбуза в кают-компанию и обратно. Кленкин же потряс стармеха тем, что в первые две недели облазил судно от киля до клотика и проявил нездоровый интерес к системе биологической очистки фекальных вод. Система эта, в которой какие-то бактерии превращали естественные отходы в нечто вполне пристойное, вызывала у стармеха смутное недоумение.

Короткие ножки доктора мелькали то на трапе в машинное отделение, то в коридоре кормовых помещений. Капитан, человек суховатый, терпел его присутствие в штурманской рубке, где любознательный доктор неизвестно для чего листал лоции.

Особенно сильное впечатление на экипаж произвела дружба доктора с поварихой Агнией Михайловной по прозвищу Ага. Есть такие ядовитые лягушки в Африке.

Повариха была женщиной грубой, со сварливым неуживчивым характером. И при случае могла послать собеседника весьма далеко.

У помполита, человека бывалого, из военных моряков, стекленели глаза, когда Ага выступала на профсоюзном собрании с критическими замечаниями по поводу отсутствия на судне приборочного инвентаря и спецодежды для поваров.

Чем тронул суровое сердце поварихи доктор Кленкин, никто не знал.

И врачом доктор-коротышка оказался дельным. Во время стоянки в Адене у помполита прихватило сердце, и Кленкин без всяких там приборов поставил диагноз: «инфаркт миокарда», что, к сожалению, и подтвердили госпитальные специалисты, и помполита пришлось оставить на берегу.

Единственный, пожалуй, на судне человек, который не принял Кленкина, был старший помощник капитана Виктор Павлович Каменецкий.

Возможно, причина неприязни крылась в их поразительном внешнем несоответствии.

Старпом был красив хорошей мужской красотой, рост имел метр восемьдесят пять, светлые волосы зачесывал на изящный пробор и носил дорогую тропическую форму и фуражку, купленную в Амстердаме. Кленкин в простеньких подростковых брючках, оранжевых сандалетах, с младенчески пухлыми щечками и ранней лысиной на затылке смотрелся рядом с ним настолько комично, что, глядя на них, невозможно было сдержать улыбку.

Впрочем, Каменецкий своего отношения к доктору не проявлял, неприязнь выражалась в нарочитой вежливости и в особой тщательности, с которой старпом произносил имя и отчество Кленкина.

— Веллингтон Павлович, не сочтите за труд, передайте, пожалуйста, горчицу, — говорил он и насмешливо щурился.

8

Капитан присел на узкий диванчик, расслабил пояс на брюках. Сердце отпустило, осталось ощущение слабости. Окна ходовой рубки были черны, только на востоке, у горизонта просвечивала голубая полоска.

В эти предутренние часы капитан всегда испытывал неясное беспокойство, особенно в штиль, когда судну, казалось, ничего не угрожает. И мысли в эти часы приходили неожиданные. Сейчас, например, он думал о том, что, когда его спишут на берег, он заведет собаку. Есть такие добродушные черные терьеры с треугольной забавной мордой. У них веселый нрав, и они любят рыться в земле.

А что, будет по-стариковски возиться на садовом участке, а по утрам гулять с собакой. Такого пса можно брать и на рыбалку.