Сигуатера

— Вот что, мужики, поезжайте. У меня, во! — он провел ребром ладони по горлу. — Ничего, разберетесь. А я в область брякну, вдруг эпидемия?

Вертолет за ними прилетел через час. Вначале все напоминало приключенческий фильм, в котором бесстрашные врачи оказывают помощь погибающей экспедиции.

Кленкин глядел из иллюминатора вниз на ржавые, тускло отсвечивающие болота, и его не покидало восторженное чувство — вот наконец настоящее дело. В летнюю страду в больнице было скучновато, одни роженицы да старики, и он соскучился по интересной работе. Но когда вертолет, подминая бурую траву, тяжело присел на берегу лесного озера, где расположились лагерем лесорубы, Кленкину стало не по себе.

Угрюмая, хваченная палом, тайга, неподвижная черная вода озера, трактора, уткнувшиеся носами в развороченную рыжую землю, вагончики — кунги, где жили лесорубы, со слепыми тусклыми окнами и тишина, обступившая их, когда лопасти винта вертолета, замерев, тяжело обвисли в наполненном комариным звоном распаренном воздухе, — действовали угнетающе.

«Они тут, должно, все уже дубаря врезали, — сказал пилот вертолета, мрачный, похожий на уголовника парень. — Вот что, давайте-ка вытряхивайтесь, а я сматываюсь отсюда. Еще какую заразу прихватишь».

«Вы будете нас ждать столько, сколько потребуется», — сухо сказал Роберт.

«Чего-чего?» — Пилот от удивления разинул рот.

«Что слышали. Здесь больные люди. Возможно, потребуется эвакуировать тяжелых. Улетите — пойдете под суд».

И пилот притих. Роберт умел быть твердым.

Из первого, стоящего ближе к озеру кунга, с трудом выбрался худой, заросший седой щетиной мужчина лет пятидесяти.

Прикрывая ладонью красные, слезящиеся глаза, он хрипло сказал:

«Вовремя, братцы… А то мы тут совсем припухаем… Я бригадир, Карвашкин фамилия».

Он пошатнулся, ухватился за дверь, сказал растерянно:

«О-от, как приморило… Двое суток не жрамши. На связь некому было выйти…»

Роберт заставил пилота развести костер. Запустили электродвижок, и тайга наполнилась веселым стуком дизеля.

В кунгах стоял кислый запах прелой, мокрой одежды. Задрав у одного больного грязную рубаху, Роберт хмуро сказал:

«Сыпь, видишь? На брюшнотифозную не похожа. Неужели корь?!»

Кленкин недоуменно пожал плечами.

«Слишком уж полиморфные высыпания. И при кори сыпь крупнее. Потом, откуда корь у взрослых мужиков?»

«Бывает… Нужно Карвашкина попытать, что тут у них стряслось».

Карвашкин, тяжело дыша и вытирая тряпицей испарину со лба, поведал.

«Шут его разберет. Народ дак у нас крепкой… На лесоповале не первый год. А тут в два дня все полегли. И когда — летом. Вода в озере теплая. Жарко, дак, ну и купались. Неужто в парной воде застудишься?»

Их разговор оборвал треск вертолета.

«Улетел все-таки, сволочь, — сказал Роберт — Вилька, сходи посмотри, медикаменты он хоть оставил, подонок. Рация у вас в строю?»

Карвашкин растерянно глядел в окно кунга.

Вертолет некоторое время висел на одном месте. От него по воде расходились широкие круги, вода выплескивалась на низкие заболоченные берега, потом, сильно накренившись, пошел вдоль просеки, едва не задевая лопастями верхушки деревьев.

«Аккумуляторы на рации сели», — тихо сказал Карвашкин.

«Ничего, перебьемся. В больнице знают, в леспромхозе знают. Не все же такие трусы. Кстати, вы ничего особенного не замечали?» — Роберт хмуро оглядел поляну перед кунгом.

«Особенного дак? Чего такого?»

«Воду откуда пили?» — спросил Кленкин.

«Из озера».

«Сырую?»

«А то? Утром и в ужин чай, а так из озера. Да она здесь чистая. Родники бьют. — Карвашкин вдруг хлопнул себя по худому бедру. — Особенное, говоришь? Есть такое. Мыши водяной здесь навалом, у озера. И она… вялая».

«Вялая?»

«Ага. Людей не боится. Идешь, а она через тропку шкондыбачит, тихо так… Вроде брюхатая. Ночью совы собираются. Орут, точно ведьмаки. Должно, мышь жрать слетаются. Мужики из ружей палили — куда там, из вагончика ночью за нуждой выскочить страшно».

«Знаешь, что это?» — после затяжного молчания спросил Роберт.

«Ну?»

«Водяная лихорадка, лептоспироз».

Ночью сидели у костра. Хвостатые искры летели в небо. Где-то совсем рядом пронзительно вскрикивали, а то заходились в безумном хохоте ночные птицы. Над озером поднимался туман, а в самом конце черной озерной чаши скользили по воде дрожащие, серебристые тени.

Карвашкин, постукивая от озноба зубами, сказал:

«О-он, она, лихоманка-то бродит. Я там, на болотах, и огни видел. Ей-ей… Голубеньки таки. Мужики говорят — болотный газ. А вдруг што другое? Ну ее… Брошу все, домой подамся. Я здеся остался подзаработать. Срок отбыл и остался… Не-ет, никаких денег не захочешь. Ишь, как стервы заходятся. Точно малое дитя плачут…»

На другой день к обеду прилетел эпидемиолог из области и подтвердил диагноз.

И все же обстановка тогда была яснее, все укладывалось в определенную схему: больные полевки заражали своими выделениями лесное озеро, лесорубы пили из озера воду, чистили зубы, наконец, купались. Механизм заражения просматривался отчетливо, даже для студентов. А на «Орфее»?..

11

Старпом, Кленкин, Трыков и боцман Бумбия по очереди разглядывали в бинокль траулер.