Сигнал

Они увидели, как Коннор исчез за стеной кукурузных листьев, и переглянулись. Чад был уверен, что сейчас даже Кори жалеет об их решении. Их чуть не тошнило от животного страха, от которого подгибаются ноги, который тем сильнее, чем иррациональнее. Человеческое существо за десятки тысяч лет развило инстинкт самосохранения, и сейчас этот унаследованное от предков животное чутье посылало в мозг каждого из мальчиков сигналы спасаться, бежать. Напротив, рациональная часть их сознания призывала подчинить свои чувства, заставить замолчать эмоции. К этому добавлялись соображения, которые нечасто встречаются у тринадцатилетних мальчиков: честь, солидарность, храбрость.

Никто не решался отступить и бросить остальных. При этом Чад чувствовал, что они стоят на пороге драматичной сцены, они ощущали ужас, который подстерегал их за этими рядами кукурузы. Бесчисленные ряды представились ему слоями гигантской луковицы, которые надо счищать, обливаясь слезами, один за одним, чтобы добраться до сердцевины. Луковица ужаса. От этого сравнения ему захотелось расхохотаться, разразиться истерическим смехом. Как же все это нелепо! Это поле, они здесь, и сама мысль об ожившем пугале, которое подстерегает их, чтобы выпустить кишки, глядя пустыми глазами, забитыми личинками.

Кто-то умрет.

Он вдруг понял это совершенно отчётливо.

Внезапное озарение.

Будет ли это он? Он не знал точно. Возможно… Чтобы спасти друзей, он готов. Ему совсем не хотелось умирать, но если будет необходимо…

Слезы показались у него на глазах.

Кори вздохнул и ринулся следом за Коннором. Чад с Оуэном переглянулись и последовали за ребятами.

Высокие стебли, прижатые один к другому, образовали плотную стену. Листья нависали над бороздами, так что не было видно ничего дальше десяти метров.

Коннор уже исчез из виду, и слышен был шелест тысяч листьев и стеблей, высушенных на солнце.

– Коннор! – позвал Чад. – Где ты?

Он сделал несколько шагов и пробрался на следующую борозду вместе с двумя спутниками. Арбалет весил, казалось, тонну, и пот градом катился по спине.

Из-за листьев вынырнула рука и потянула его за собой.

– Если мы разделимся, нам конец, – заявил Коннор. – Идем по двое в каждой борозде и будем переговариваться, чтобы не потеряться, даже если не будем друг друга видеть. Ясно?

Все кивнули, и Чад двинулся вперед, кивнув двоюродному брату идти за ним. Когда они возобновили движение, Чад рад был слышать справа шаги Кори и Коннора. Их отделяла только стена из кукурузных листьев, но он все же чувствовал себя на поле как в ловушке. В любой момент пугало разгонит их и убьет поодиночке.

Главное, нельзя потеряться, необходимо держаться вместе, напоминал себе Чад. Сначала им на юг, в направлении пруда, и потом они как раз выйдут к шесту пугала.

А если его там не окажется? У меня просто-напросто остановится сердце, если мы придем и увидим пустую палку!

Потому что каждый знал, что это будет означать. Что пугало вышло на охоту. Что оно где-то неподалеку, возможно, прямо за спиной и уже поднимает свою стальные руки, чтобы…

Чад нервно обернулся.

Оуэн кивнул ему, показывая, что все в порядке. Насколько можно было видеть, в их борозде ничего и никого не было.

Чад вздохнул. Все это ему совсем не нравилось.

– Ты в порядке? – тихо спросил Оуэн.

Чад заверил его, что да. Он не хотел разочаровывать брата и не хотел его беспокоить. Страх – штука заразная, даже тринадцатилетние мальчики это знают. Кроме того, Чад чувствовал свою ответственность за Оуэна. Они были одного возраста, но Чад испытывал необходимость быть старшим братом и защитником. Все из-за обстоятельств, в силу которых Оуэн оказался в их семье, разбитый и потерянный. Чад помогал ему освоиться и даже справиться с горем. Оуэн мог довериться Чаду, когда ему было плохо, хоть Оуэн почти никогда и не говорил о своих переживаниях. Но само присутствие рядом, помощь с бытовыми делами – все это ободряло и служило поддержкой. Часто Чад был моделью для подражания, когда у Оуэна не было сил на собственную инициативу, и он просто повторял все за братом. Но их различия брали верх, и мало-помалу проявлялся характер Оуэна, и постепенно он перестал быть таким потерянным, утратившим ориентиры. Он стал самостоятельным, пусть все с той же грустью и сомнениями, но способным думать и действовать.

– Если что-то пойдет не так, оставайся сзади, я смогу тебя защитить, – сказал Чад, кивая на арбалет.

Оуэн указал на колчан, висевший у правого бедра брата, где находились еще шесть стрел.

– Как думаешь, может, надо было расплавить серебряную монету для наконечников?

– Это еще зачем?

– Ну, на всякий случай… Знаешь, как с оборотнями. Их ничего не берет, кроме серебра.

Чад пожал плечами.

– Но это не оборотень, а пугало.