Сигнал

– А я объяснила вам, почему они существуют. Это не создание высшей силы, наоборот, они нас окружают, питаются нашими страхами и суевериями, ведь это их и порождает, и нашими убеждениями, которые их создают.

Том снова покачал головой, отказываясь верить. Теперь, когда его собственные предположения так серьезно излагали эти двое чокнутых, он готов был от них отказаться.

– Я не готов, – признал он. – Давайте я отдам вам все, что нашел на чердаке, и делайте с этим что хотите, а я перестану играть во все это тайком от жены и вернусь к самому важному: к своей семье.

– Поберегите Оливию от всего этого, – возразил Рой. – Не надо ее понапрасну беспокоить. Может в самом деле оказаться, что мы… несколько преувеличиваем.

Том поднялся. За окном дождь усилился, и в кабинете стало еще темнее. Марта смотрела на него все тем же сосредоточенным, решительным взглядом.

– Но вы сами в это верите, правда ведь? – спросил Том.

– Возвращайтесь домой. Вы искали ответов, я дала вам их. В лучшем случае, мы просто два параноика, которые повсюду видят паранормальные явления, и со временем ваши страхи пройдут сами собой.

Догадываясь, что у нее есть еще веские аргументы против этого успокаивающего заверения, Том спросил:

– Но….

Марта набрала в легкие воздух, прежде чем ответить:

– Но если вы в самом деле сомневаетесь и готовы пойти еще дальше, вам обязательно надо встретиться с одним человеком.

– С кем это? Может быть, с дьяволом? – спросил Том холодно.

– С женщиной, которая жила на Ферме после Гари Талли. Единственная выжившая из этой несчастной семьи.

– А она все еще в городе?

Марта переплела пальцы перед собой.

– Она никогда не уезжала. Все эти годы она находится в психиатрической лечебнице в Аркхеме.

34

Она никогда не видела человека с такими железными яйцами. Тем более женщину, что было еще удивительнее. Джемме не свойственно было выражаться так грубо, даже в мыслях, но и ситуация была из ряда вон.

Джемма не оправилась от потрясения даже три дня спустя.

Когда Оливия села за руль, возвращаясь от Дерека Кокса, которому она угрожала гвоздезабивателем, они проехали два километра, не обменявшись ни словом. И тогда Джемма заметила, что Оливия дрожит. С ног до головы. Это впечатлило Джемму не меньше, чем демонстрация власти несколькими минутами раньше. Видеть мать семейства, настолько уверенную в себе – настолько, чтобы приставить пистолет к промежности Дерека мать его Кокса! – дрожащей, будто с ней случилась паническая атака…

Джемма была свидетельницей всей истории с самого начала, но ей все еще казалось непостижимым, что Оливия может находиться в таком гневе. Джемма назвала ей адрес Дерека и место его работы, затем они заехали к нему домой, но узнали, что его нет, купили гвоздезабивной пистолет и заявились в магазин, где работал Дерек. У Джеммы мурашки бежали по коже от одного воспоминания о сцене в магазине. Сложно представить, чтобы такая мягкая, изысканная женщина вдруг превратилась в безжалостную воительницу. Джемма думала, что заметила первые признаки её боевого характера еще в отделении полиции, но, конечно, и представить не могла, во что он может вылиться. Теперь, когда Оливия тяжело дышала, сжимая руль, Джемма поняла, что вспышка изначального гнева проходит. Оливия была способна отлично справиться с ролью гневной фурии, но лишь ценой чудовищного усилия. Оливия длинно выругалась, так что Джемма сначала поразилась, а затем рассмеялась.

Откинув голову на спинку сиденья, Оливия вздохнула и посмотрела на свою пассажирку.

– Ты как, держишься?

Джемма кивнула.

– Я просто психопатка, – прибавила Оливия. – Совсем поехавшая. Знаю.

Машины проезжали мимо, обгоняя их.

– Нам теперь светит за это тюрьма? – спросила Джемма.

– Так, во-первых, тебе ничего не угрожает. Если Дерек будет официально жаловаться, я все возьму на себя. Я найму лучшего адвоката Массачусетса, и он докажет, что если бы копы своевременно сделали свою работу, мы не зашли бы так далеко. Этот недоумок Уорден понимает, что лучше посадить Дерека, чем нас. Если поднимется шум, он будет думать о своей репутации. Но Дерек ничего не скажет, его самолюбие не допустит, чтобы все узнали о случившемся.

– Я бы предпочла, чтобы никто ничего не знал.

Оливия несколько секунд молча смотрела в окно.

– Джемма, это важно. Этот подонок должен знать, что не выйдет сухим из воды, он не должен думать, что ему все дозволено. И важно, что он извинился перед тобой, хоть это и не может изменить того, что он с тобой сделал.

– Не уверена, что он сам понимал, что говорит.

– Возможно, но он еще вспомнит.

Оливия провела тыльной стороной ладони по ее щеке. В этом жесте было столько ласки, сколько не проявляла даже родная мать Джеммы. Девушка вдруг успокоилась и почувствовала искренность заботы Оливии.

– Спасибо, Оливия.

Ответом ей была улыбка. Затем Оливия снова тяжело вздохнула.

– Да уж, это самое пугающее и захватывающее, что я делала за очень долгое время, – призналась она. – Я… сама себя не узнаю, я была просто вне себя от ярости из-за этого ублюдка. Ох, я так перепугалась, если честно…