Сигнал

– Уорден вообще ничего не принимает всерьез. Бог мой, Эшли, ну столько странностей подряд должны были уже его насторожить!

– Он думает, что это может быть побег, что Дуэйн сбежал вместе с Лиз Робертс.

– Лиз исчезла в прошлом месяце! Если бы они действительно собирались сбежать вместе, они бы сделали это одновременно! А вас не настораживают все эти обстоятельства?

Эшли задумчиво откинула голову.

– Ну… Мэхинган Фолз столько лет был совершенно спокойным местом… Может, Уорден не так уж ошибается? Это закон серии. В одно лето произошло все, что копилось пять лет. В любом случае, главный тут Уорден.

Итан скривил губы.

– Шеф Уорден просто старый осел, и он больше всего хочет, чтобы это не вышло за пределы города и чтобы окружной прокурор Марвин Честертон не вмешался, потому что он не выносит никакой другой власти, кроме собственной, и терпеть не может, чтобы ему говорили, что делать. Если так дальше пойдет, это может плохо кончиться.

– Лучше не ссорьтесь с Уорденом.

– Вы меня уже предупреждали.

– И предупреждаю снова. В полиции такого маленького городка не может быть никакой демократии, не забывайте. Шеф Уорден тут полноправный хозяин. И он не любит себя сдерживать. Было бы очень жаль, если бы вам пришлось паковать чемоданы так скоро после приезда.

Она повернулась на стуле и положила руку ему на колено. Она смотрела на него как-то странно.

– Эшли? Все в порядке?

– Думаю, я нашла.

– Что?

– То, что мне нужно.

Она вдруг наклонилась к нему и с тихим стоном прижалась губами к его губам.

На какую-то секунду Итан почувствовал волну желания, и вкус ее языка заставил его задрожать. Ему безумно хотелось стиснуть ее, почувствовать, как ее грудь прижмется к его торсу, упасть в ее объятия, он жаждал почувствовать ее кожу на своей, заснуть, слыша ее дыхание на подушке рядом…

Он собрал все моральные силы и оторвался от нее, в то время как тихий голос проклинал его за то, что он сейчас настолько трезв.

– Вы пьяны.

Она на секунду замерла, как будто не могла поверить в то, что сейчас сделала, потом снова повернулась к барной стойке и закрыла глаза.

– Какая же я дура…

– Давайте я вас отвезу домой.

– Нет, все в порядке.

– Я лейтенант полиции, напоминаю вам, я могу вас задержать за вождение в нетрезвом виде. Давайте, это не обсуждается.

На выходе из бара он придержал перед ней дверь, и Эшли нечаянно задела его грудь. Их взгляды встретились, и она застыла на месте. Снаружи дождь лил стеной. Она стояла в нерешительности. Он тоже. Секунда показалась им вечностью. Их тянуло друг к другу с непреодолимой силой.

Затем дверь скрипнула, Итан отпустил ее, и вот уже они бежали под дождем, опасаясь не столько молнии, сколько тока, который пробежал между ними. Всю дорогу Итан думал об их полицейских значках, об этой связи, которая против его воли возникла между ним и Эшли. Дворники отчаянно скрипели по стеклу, Итан почти ничего не видел, его зрение застилало пеленой как на дороге, так и в сердечных делах.

Стараясь вернуть себе ясность сознания, он постарался переключиться на другие заботы, на конкретные задачи, и подумал о том, что рассказала ему Эшли. Новое исчезновение.

Итан не верил в совпадения.

События начали ускоряться. Тень сгущалась над Мэхинган Фолз, и он не понимал ее природу, но чувствовал, что неделя за неделей она расширяется, и никто не обращает на нее внимания. Никто не хочет замечать.

И что дальше? Когда город заметит опасность, не будет ли слишком поздно?

Желание, которое пробудила в нем Эшли, окончательно испарилось.

32

Ее звали Дженифаэль Ашак. Она родилась в семье торговца мехом и матери-индейки, возможно, из племени пеннакуков. Не было никакой информации о дате ее рождения, но она приехала в Мэхинган Фолз в 1685 году в возрасте около тридцати лет после того, как прожила несколько лет в глухой деревушке в Данвиче, известной благодаря своей уединенности, близкородственными браками и сомнительными нравами местных жителей.

Дженифаэль Ашак обосновалась в Мэхинган Фолз с двумя детьми, без мужа, что, конечно, свидетельствовало против нее, особенно когда было замечено, что она не посещает ни одну из ближних церквей.

Дело Дженифаэль воплощает в себе все безумие и жестокость процесса «салемских ведьм».