Сиблинги

Они снова торопились. Как несколько часов назад, когда выбегали из чужой школы. Только теперь стало тревожнее. Ну, вот, Иру сейчас перемкнёт, она не сможет дверь открыть. Что тогда?

Быстро, как по учебной тревоге, выскочили из супермаркета, метнулись по «зебре» на мигающий зелёный, добежали до ближайшего жилого дома, до пятиэтажки. Там двери обыкновенные, привычные, взял да открыл. Должно сработать. Должно.

– Ира, давай. С нами будешь падать.

– Вс-вс-вс-с-с-связке.

Серый запинался сильнее обычного. Психовал, значит. Они все сейчас психовали. Ира зажмурилась, дёрнула ручку.

Жёлтая подъездная лампочка, синие стены, зелёные почтовые ящики. И крик. Вот теперь – чётче. В чужом подъезде было тихо, никто не мешал. Всё тот же крик. Непонятный, отчаянный. Так могут орать от боли или от страха.

Коллективная галлюцинация?

Ира тряхнула головой, потом прижала к ушам ладони.

– Б-беруши есть? – спросил Серый.

Сашка полез в карман своего спасжилета – такого привычного, надёжного, как институт.

Ира вздохнула:

– Думаешь, если я слышать не буду, нормально откроется?

Никто не знал. Но надо было отрабатывать версию.

Хорошо, что к ним никто не пристаёт с расспросами. Тут сейчас темно, мокро и скользко, но какая-то движуха всё равно происходит. Люди в магазин идут, собак выгуливают. А сиблингов никто не замечает. Время их бережёт, значит, они всё правильно сделали, изменили его как надо. Только пусть это чужое время их теперь отпустит.

Ирка запихнула в уши жёлтые затычки, похожие на кукурузные палочки.

– Готова?

Она кивнула. Закрыла дверь. Открыла. Перед ними был чужой подъезд. И снова вдалеке кто-то орал, жалобно, хрипло, неразборчиво.

– Приехали.

– Допр-прыгались.

– Что делать будем?

– Давай я теперь попробую.

– Ап-апосле – м-мы.

И снова крик. Юра не заметил, когда предыдущий крик кончился, привык к нему, как к несильной боли. А крик – опять. Даже сильнее стал. Юра отвечал близнецам, стараясь заглушить это чужое, страшное, странно знакомое.

– Вы по очереди.

– Железно.

– Об-оба п-п-попр-проб…

У Серого было очень напряжённое лицо. Он с трудом не только говорил, но и дышал.

Все четверо дёргали подъездную ручку. Потом сменили подъезд, на всякий случай. Хотя было уже понятно: не поможет.

Что-то случилось. Они остались в незнакомом времени, в неудобном месте.

Несчастный случай?

Стало уже совсем темно. Казалось, что всех четверых кто-то выгнал из дома.

– Куда теперь? – наконец спросила Ира.

В инструкции всё было просто – «не терять друг друга из виду и ждать помощи». В жизни был собачий холод и мартовская ночь в незнакомом городе.

Юра ответил первым:

– Пошли на вокзал, а там посмотрим.

Документы у них есть. Утром можно вернуться в школу, из которой они вышли, попробовать ту же самую дверь. Вдруг сработает?

6

Это была другая свобода. Неправильная.

Они шли на вокзал пешком, сверяясь с картой в мобильном телефоне Серого. Шли просто потому, что сами так решили.

Юра понимал: надо думать на опережение. Кто предложит лучший вариант, тот и станет главным. Юра шагал первым, Ира рядом. Сашка и Серый еле плелись, поглядывая в экраны телефонов. Они что-то искали в сети, на ходу вбивали поисковые запросы, проверяли какую-то идею. Юра был уверен: как только они окажутся на вокзале, у близнецов уже будет готов план. Это хорошо, но с другой стороны – плохо. Юре близнецовский план заранее не нравился.

О чём думала Ирка – непонятно. Она сейчас не пела, как с ней бывало, когда задумается.

А Юра мысленно перелистывал разные книги. За ту реальную жизнь, из которой его выдернули в институт, Юра успел прочесть очень много. Книжная жизнь нравилась ему куда больше собственной. В книжной происходили интересные и иногда стремительные вещи. А лучшие фрагменты книжной жизни можно было прожить заново, сколько угодно раз… Иногда доходило, почему герой сделал так, а не эдак, почему он не выбрал другой путь… Юра на вылетах как будто переписывал эпизоды чужих книг.

Сейчас Юра вспоминал те книги, где герои оказывались в похожей ситуации: в незнакомом месте (и иногда времени), без возможности вернуться (как правило, исправимой), они шли, перекидывались шутками, и после третьей шутки выход обычно находился.

Юра хотел сказать что-то бодрое и в тему. Но слова не находились – ни свои, ни книжные. Вообще никакие, кроме «да ладно, уже недолго».

Казалось, чем громче он заговорит, тем легче будет идти в темноте и в холоде по скользкому асфальту. Но Серый опять успел раньше.

– Уже бл-близко.

Тут они свернули за угол, и стало видно здание вокзала, светло-зелёное, с башенкой и часами, с крупными оранжевыми буквами, которыми было написано название города. Буквы отражались в ледяной мостовой, в мокрой снежной каше на проезжей части, в витринах, в автомобильных стёклах…

И уже отсюда пахло шпалами. Дымом, и чем-то сытным, и углём, вообще дорогой. Свободой, которая не страшит, а только тревожит.