Шырь

Он помнил, как детей везли в лагерь: автобус свернул с шоссе, потом был поселок, потом лес расступился, и мелькнул кирпичный указатель — совхоз «Восход», а над названием совхоза расходились алые лучи из крашеной арматуры.

Решил идти, пока не встретятся люди, а там спросить, как попасть домой.

Долго шагал по асфальтированной дороге через лес.

Захотел пить. Нашел на обочине прозрачную лужу с темной листвой на дне, встал перед ней на четвереньки и приблизил лицо к воде. Увидев свое отражение, он понял, что повзрослел: лицо огрубело, появилась щетина. К тому же почувствовал, что одежда — шорты и футболка — стали малы. Когда, напившись, поднимался на ноги, шорты немного треснули по шву.

Горнист снял тесные теперь сандалии, стянул гольфы и положил все это возле лужи.

«Расту, — подумал он. — А что толку? Даже до совхоза еще не добрался».

Мыслить горнист начал тоже по-взрослому. Он ощутил, как стремительно умнеет, как сама собой — без усилий — голова его наполняется знаниями. Осмотрелся внимательно, стоя у лужи: что еще неведомо? Сосчитал одинаковые молодые елки на поляне напротив. Получилось восемнадцать штук. Запомнил также расположение елок, их высоту и форму поляны.

Пошел дальше.

У поворота, за которым пустынная дорога снова тянулась до горизонта, в кустах слева послышался треск ветвей.

Горнисту стало страшно. Вдруг — это бандиты? Ведь могут ограбить. В кармане шорт лежат десять рублей одной купюрой, которую родители на всякий случай дали ему, отправляя в лагерь.

Но из кустов на дорогу выбрался мирного вида долговязый парень с каким-то ящиком на ремне через плечо. Он подошел, протянул руку:

— Привет, товарищ, вот и встретились! А чего ты босой?

— Так из сандалий вырос, — сказал горнист и вспомнил, что это Леха, тот самый Леха, вместе в отряде были, дружили. Втайне от вожатых бегали вечерами на реку купаться, покуривали и оба еще в Верку влюбились.

— Леха, а я не узнал сразу! Вон ты какой вымахал, выше меня на голову, — обрадованно сказал горнист. — Сколько лет…

— Прошло, — согласился Леха, настороженно озираясь. — Вот, заплутал я маленько. На болото сунулся, а там торфяные дела, все поделено… Крутился тут, в осиннике, потом… Да ладно, чего там. Пора мне браться за ум, выходить на прямую дорогу… Ты-то здесь какими судьбами?

— Побудку неудачно оттрубил.

— Надо же, — удивился Леха. — А зачем тебе горн теперь?

— Выкинуть жалко, — сказал горнист. — Как там наша Верка, не знаешь?

— В агентстве веб-конференций работает, зарубежным онанистам ласковые слова говорит, — ответил Леха.

Горнист промолчал. И дальше они пошли вместе.

Вскоре лес поредел, и начались поля, на которых в траве повсюду виднелись пни.

— Вон, глянь, — сказал Леха. — Лес тут был основательный, со всеми благами.

— А деревья где? — удивился горнист.

— Не устояли, когда закончилось государственное финансирование. Одно время помогал зарубежный гуманитарный фонд, потом в центровом бору кое-кто гайки начал закручивать, и помощь из-за границы прекратилась. Некоторое время лес рос просто по привычке и дичал. Темные личности в нем появились, мутили шальной бизнес: в одном только сосняке у оврага восемь банков было открыто, принимали деньги под полторы тысячи процентов годовых. Многих деятелей завалили тогда у этого оврага… В общем, пришлось в итоге лес попилить и по большей части сдать в аренду… А сейчас давай-ка остановимся, сигнал передадим.

— Это как?

— Очень просто. — Леха поставил на дорогу свой ящик, оказавшийся военной рацией. — Мы люди ответственные, поэтому должны регулярно посылать сообщения Будущему Контролеру, то есть Оплоту трудящихся.

— А зачем посылать сообщения Будущему Контролеру сейчас, если он Будущий? — не понял горнист.

— Чтобы мировоззренческие установки не столкнулись, — пояснил Леха. — Все следует обстоятельно докладывать, иначе потом такие предпосылки обнаружатся, что хрен разрулишь проблему. А в прошлое вообще лучше не лезть: никаких халявных дивидендов не хватит, чтобы, как говорится, степень родства установить. Ясно?

Горнист кивнул, хотя не все было ясно, и подумал о своих родителях: как они там?

— Свойства памяти, — продолжал Леха, — это лишь для нас закон, а для Оплота они — фуфло, условность. Но ему тоже порой несладко, потому что, например, те кошмарные сны, которые для нас в прошлом, для него — постоянная данность. Значит, Оплот в наших осознанных докладах кровно заинтересован, он с их помощью рассеивает злую скуку.

Леха включил рацию, покрутил ручку настройки и вдруг заорал в микрофон так, что горнист вздрогнул:

— Оплот, меня слышно?! Нормально?! Горниста встретил! Да, с горном! Идет! Да, босиком! Ботинки бы ему выдать… Как кончились?! Да нельзя же так! Надеемся только на вас!

Горнисту стало неловко, не хотелось своей босотой озабочивать Оплота, он жестом показал: и без ботинок, дескать, обойдусь.

Леха не обратил на это внимания и продолжал надрываться:

— Да!.. Да нельзя без обуви! Будет?! Когда? Мертвец?! Отлично! Нет, погоди, тут лес окончательно вырубили… Ага, весь!..

После сеанса связи Леха радостно сообщил: