Швейцарский Робинзон

Фриц и я выстрелили, но, к сожалению, только ранили зверей — нам помешали собаки. Они со всех сторон теснили медведей, ловко прыгали, уклоняясь от страшных ударов острых лап и могучих объятий. Хорошо прицелиться было трудно из-за боязни задеть наших верных друзей и защитников. И все же мой выстрел раздробил нижнюю челюсть одному медведю, кусаться он уже не мог. А Фриц попал в переднюю лапу второму, медведь не мог уже хватать или давить ею с прежней силой. Собаки, кажется, скоро тоже поняли свое преимущество и стали наступать с такой яростью, что на косолапых, казалось, не осталось живого места, так они были искусаны. Однако медведи мужественно защищались и вели бой стоя, сидя, вздымаясь на лапах; от боли и злости они устрашающе ревели. Я боялся выстрелить еще раз, поскольку расстояние было большое. Я мог промахнуться, попасть в собак или — что еще хуже — легко ранить зверя и тем самым привести его в бешенство. Поэтому не оставалось ничего другого, как подойти поближе к крупному медведю и выстрелить ему прямо в голову. Фриц же сразу удачно выстрелил в сердце второго медведя, поднявшегося на дыбы.

— Слава Богу! — воскликнул я, когда оба хищника свалились на землю. — Самое опасное миновало.

Собаки еще продолжали кусать и терзать убитых животных. Я же достал нож, чтобы выпустить кровь из медведей, но главное, для проверки — действительно ли они мертвые. Только теперь Жак издал победный клич и поспешил привести Эрнста на поле боя. Бледный и дрожащий от ужаса, юноша осмелился теперь подойти к нам, но медленно и осторожно.

— Да, отец! — сказал Фриц. — Вот это штучки! Один наверняка футов семи ростом, да и другой немногим меньше.

— Да, — сказал я, — змей мы не встретили, но в природе есть и немало других опасных животных огромных размеров. Нам бы пришлось плохо, если бы медведи неожиданно появились возле нашего жилища.

Ребята, забыв недавние страхи, окружили «наши охотничьи трофеи» и внимательно рассматривали раны, большие зубы, мощные лапы поверженных медведей, удивлялись густоте и красоте их серебристой шерсти. Шерсть на самом деле была темно-коричневая и светло-коричневая, а на кончиках волосков поблекшая, почти белесая. Я вспомнил о так называемых серебристых медведях,[62] которых встретили капитан Кларк[63] и его спутники, путешествуя вдоль северо-западного побережья Америки.

Я спросил сыновей, что нам делать с такой добычей.

— Надо снять шкуры, — предложил Фриц, — получим меха.

Но у нас не оставалось времени, чтобы разделывать туши; следовало возвращаться домой. Мы волоком затащили медведей в пещеру, накрыли ветками и соорудили нечто вроде ограды — защита от шакалов и прочих хищников. Здесь же спрятали страусиные яйца — закопали в песок и сделали пометку, чтобы позже найти без труда.

Когда солнце начало клониться к закату, мы уже были рядом с матушкой и Францем. Нас радовало, что она не забыла собрать хворост для ночного костра и приготовила обильный ужин.

Несмотря на усталость, я все же проснулся на рассвете и разбудил свое любящее поспать семейство. После завтрака мы запрягли тягловый скот и отправились в путь к медвежьей пещере, куда и прибыли без каких-либо происшествий.

Перед пещерой уже сидело несколько грифов, привлеченных падалью. Но им удалось выклевать только медвежьи языки, наша ограда оказалась для них прочным препятствием. Первым же выстрелом Фриц, кажется, попал в одного из грифов. Недовольно хлопая крыльями, стая удалилась, прихватив с собой убитого.

После этого я начал потрошить медведей. Работа была трудоемкой, на это ушел еще один день. В конце концов мне удалось снять обе шкуры. Из туш я вырезал ляжки на окорока, потом разделал лапы: по утверждению гурманов, медвежьи лапы — замечательное лакомство. Остальное мясо было снято длинными полосами или же разрезано на полосы в палец толщиной так, как это делают жители Вест-Индии. Его хорошо посолили и повесили коптиться на дыму. Отдельно я собрал сало и рекомендовал матушке перетопить его и припрятать на потом, не преминув упомянуть, что в северных странах смалец используют для приготовления пищи, а также намазывают на хлеб, подобно свежему сливочному маслу.

С медведей, а также с уже прокопченных свиней у нас набралось почти с центнер чистого топленого смальца. Мы слили его в сосуд из бамбука и плотно закрыли крышкой для лучшей сохранности и для удобства перевозки. Скелеты и потроха на волах отвезли подальше и выбросили на съедение стервятникам, которые, конечно, не замедлили явиться. На пиршество слетелось не только множество птиц, но и приползли различные насекомые. Они так славно потрудились над остатками мяса, что скелеты и два черепа, предназначавшиеся для нашего музея, оказались чистыми, будто выбеленными, и не требовали дополнительной обработки. Хоть сейчас их выставляй на обозрение! Со шкурами убитых медведей пришлось, напротив, повозиться. Мы держали их несколько дней в соли, потом промыли, посыпали золой, снова просушили и затем дочиста выскоблили ножами. Потом уже дома мы продубили их до готовности.