Швейцарский Робинзон

Слева, по ту сторону реки, названной ранее Восточной, тянулся длинный горный хребет, поросший красивыми лиственными деревьями, над которыми возвышались еще более красивые пальмы. Справа, на нашей стороне, чередой стояли крутые, голые, достающие чуть ли не до неба скалы, они постепенно уступали место огромной равнине, расширявшейся прямо перед нами и по правую руку. Равнина терялась где-то на горизонте, и в тумане нельзя было точно определить, замыкается ли она горами или просто встречается с небом и облаками.

У Кабаньего брода перешли ручей, чьи берега выглядели весьма причудливо: в направлении гор росло великое множество кустарников и рощиц; но постепенно живописная местность меняла свой характер, становилась все пустыннее и суровее. К счастью, у ручья были благоразумно сделаны запасы воды, ее набрали в тыквенные бутылки. По мере продвижения все отчетливее проявлялись признаки засухи: травы становились скудными, часто попадались высохшие стволы растений, только колючки процветали на раскаленной почве. Однако то тут, то там встречались сочные «ледяные» растения, на которых виднелись водянистые пузырьки, странно контрастирующие с пеклом окружающей местности.

Наконец после двухчасового, крайне утомительного марша мы, изможденные и голодные, достигли своей цели и расположились на отдых на небольшой, слегка возвышавшейся площадке в тени нависающей над ней скалы — усталость и жара не позволяли искать более подходящего места. Мы молча вглядывались в открывавшиеся взору дали. Синеющие гигантские горы стояли почти на линии горизонта на расстоянии пятнадцати — двадцати часов ходьбы от нас. Восточная река петляла по бескрайней равнине, ее берега, покрытые густой весенней зеленью, выгодно отличались от однообразия голой равнины.

Хорошо и плотно поев, мы собирались уже пуститься в путь, как Фриц вдруг поднялся и стал молча вглядываться в даль. Потом он выкрикнул:

— Вижу что-то непонятное. Кажется, два человека… они на лошадях… к ним галопом приближается третий, вот он их настигает, и они втроем направляются… к нам. Вдруг это арабы-кочевники прибыли из пустыни?

— Вряд ли это арабы, сынок, — сказал я. — Но будем осторожны. Возьми подзорную трубу и рассмотри все хорошенько.

— Теперь кажется, будто это кочующие животные, но странные, точно движущиеся грабли, точно… нет, ничего не понимаю.

Подзорная труба переходила из рук в руки; Жаку и Эрнсту показалось, что они распознали всадников на огромных лошадях. Наконец я взял трубу и увидел достаточно ясно, что это не всадники, а громадные страусы.

— Черт возьми! — воскликнул я. — Вот бы поохотиться! Поймать бы одного из этих красавцев! Но как? Как? Вот задача!

— Ой, как здорово, отец! — воскликнул Жак. — Мы приручим страуса и к своим шляпам прикрепим страусовые перья. Перья на шляпах! Красота!

Между тем страусы подошли так близко, что пора было выработать план охоты. Пешие, мы мало что могли предпринять; изловить страусов можно было попытаться, если они окажутся на определенном от нас расстоянии.

В страусовой стае я определил четырех самок и всего одного самца. Самец имел характерное белое оперение, и в предстоящей охоте я рекомендовал мальчикам обратить внимание именно на него.

— Дело довольно трудное, — сказал я. — Неизвестно, как нам подступиться к такой быстроногой птице. На худой конец, пусть Фриц попробует привлечь нам на помощь своего орла, ибо даже лошадь на полном скаку не в состоянии догнать страуса, бегущего быстрее ветра.

Мы разделились и, прячась за холмиками, осторожно стали подкрадываться к безобидным и доверчивым птицам. Они вдруг заметили нас, смешались и забеспокоились. Мы тут же замерли на месте, сдерживая собак. Страусы снова обрели уверенность и даже сделали несколько шагов в нашу сторону, вытянули шеи, наблюдая за непривычными для них существами. Однако собакам было невтерпеж. Обманув нас, они как сумасшедшие рванулись к птицам и набросились на страуса-самца, стоявшего к нам ближе всего.

Страусы побежали врассыпную. Казалось, они не касаются ногами земли. Их раскинувшиеся и поднятые вверх крылья походили на раздутые паруса, способствующие ускорению бега.

Птицы развили такую скорость, что трудно было проследить направление их движения, очень скоро они оказались вне поля нашего зрения. Но Фриц не растерялся. Он снял повязку с глаз орла и выбросил его вслед страусам. Орел расправил крылья и тоже с неописуемой скоростью пустился догонять птиц. Скоро он камнем упал на одну из них, чуть не разорвав птице горло. Мы бросились к месту схватки, но собаки и шакал оказались быстрее нас. Когда мы подбежали, красавица птица уже лежала на земле, а собаки и шакал рвали ее тело. От них не отставал и орел, он работал клювом, слизывая капли пролитой крови.

Спасать уже было нечего. Мы только отогнали наших зверей, выдернули из хвоста и крыльев жертвы красивые перья и вставили в шляпы. Эти перья давали вдобавок еще и тень.