Шутка костлявой девы

– Помню, отдыхает мать в кресле и, уставившись в телик, ни на что не реагирует. А потом вдруг резко подорвется и побежит к книжечке. Сидит там в углу, что-то царапает и хихикает так неприятно, подергивается, будто кто-то ток через ее тело пропускает, а ей только приятно, – рассказывал Сева.

Больше всего он боялся ванны. Его мамаша с детства рассказывала, что оттуда могут выползти пауки.

– Такая черная дырка – сток, – поясняет он, – куда воронкой уходит вода.

Мать запирала его в ванной на несколько часов и уходила. Так, по ее мнению, она ограждала мальчика от опасности выпасть из окна. Нервная женщина предполагала, что он может включить газ и задохнуться или зажечь спичку.

В их семье были свои извращенные системы штрафов и наказаний. Иногда мамаша Севы читала связанную с пытками и воспитанием литературу.

Мать ставила Севу на горох, ловила орущего мальчика и, зажав его между ног, лупасила ремнем, лишала сладостей и телевизора.

– Эта стерва наговаривала на мою женщину. Мы назначили день свадьбы, и несколько месяцев она подливала средства для туалетов в ее шампуни, когда приходила в гости, губила цветы и мешала специи. Как-то раз моя жена застала чокнутую с ножницами около ее кружевного белья. Мать хихикала, когда разрезала его, понимаешь? – в отчаянии спросил он и тут же замолк.

Фигура Севы напоминает огромный бесформенный камень. Он сгибается и, помолчав с минуту, продолжает:

– Она поставила меня перед выбором: «я или она». Что я мог сделать? Бросить мать? Нет, это невозможно, без меня она точно сошла бы с ума…

Я смотрю на него и ничего не говорю. Пока он сам не продолжает рассказ:

– Свадьба расстроилась, и невеста ушла. Однако затем я понял, что пора повзрослеть и начать выстраивать собственную жизнь, а не хвататься за женскую юбку. Как-то вечером сообщил, что завтра ухожу из дома и возвращаю невесту. В ту ночь я проснулся и увидел, что мама держит надо мной нож. Спросонья оттолкнул ее рукой, и она упала на него. Адвокат пока что бессилен. Быть может, ему еще удастся убедить следователей…

– И после этого ты еще веришь в справедливость?

Сева морщится:

– Я не думаю, что бог забыл нас. Просто, по его мнению, такое место, как Земля, делает из детей взрослых.

На этом наша беседа заканчивается.

На следующий день его навещает Мона – невеста. В светлом желтом платье девушка похожа на солнечного зайчика. Она приходит каждую пятницу и приносит ягодный пирог.

Я совершаю тот же путь, что и много лет назад. Ледяное озеро. С каждым шагом я становлюсь старше, но без сил продолжаю идти. Вот оно, уже совсем рядом, всего несколько шагов. Минута – и я уже дряхлый больной старик; годы обрушиваются на меня и приковывают к земле. Шаг и падение, хватаю ртом воздух и из последних сил ползу. Мои сны терзают меня, я больше не хочу мучиться. Чувство вины давит слишком сильно, лучше упасть в воду и не просыпаться. Ползу к воде и, скинув рюкзак, ложусь на лед. Он довольно прочный. Переворачиваюсь, но он держит. Собираю всю волю в кулак, возвращаюсь на берег и беру в руки камень. Только ступаю на лед и тут же проваливаюсь.

Последний сон

Наконец мне это удалось. Она вернулась. Разговор с подсознанием. Вымышленная реальность. Счастливые минуты.

Мне казалось, что это и есть настоящая жизнь. Тюрьма, Сева, Винсент – все нереально. Она и только она имела значение. С тех пор, как я задушил Киру, мне начали сниться сны.

Каждый раз она приходила разная. То добрая, то милая, то разъяренная. Иногда она кричала от злости, иногда от наслаждения. Мы любили друг друга, ссорились, мирились, ели сладкие вафли и поливали ее цветы. Жили обычной жизнью, как и все.

Кира постоянно что-то рассказывала, а я, довольный и безмятежный, обнимал ее и прижимал крепче.

Так прошло двенадцать лет моей жизни в тюрьме. Благодаря снам я чувствовал себя гораздо лучше, в них и заключалась вся моя жизнь. Правда, в конце Кира непременно убивала меня.

Днем я слонялся без дела по камере или сидел молча в углу, ночью был счастлив.

Реальность, она, вероятно, так и задумана: чтобы почувствовать наслаждение и радость мгновения, до этого необходимо страдать и мучиться. Иначе никак. В сырой камере я ложился спать и жил своей настоящей жизнью.

Тело Киры менялось вместе с моим. Если я был стариком, она сидела рядом в кресле, с огромными круглыми очками на носу, и что-то читала. Детьми мы бегали по полям и крышам, перелетали с планеты на планету. Для нас не существовало границ. Мы старели вместе, росли вместе, жили вместе.