Читаем Шут богов или бог шутки? полностью

На каком-то торжестве у Калягина в его театре "Et cetera" Александр Александрович, встретив опаздывающего Михал Михалыча, попросил подождать "еще одного человечка". Человечком оказался Путин (кто бы сомневался). Последний гость беспрепятственно и демократично миновал рамку металлоискателя. Жванецкий среагировал живейшим образом:

- Владим Владимыч, как! а где железный характер, стальные нервы?

После чего, как Михал Михалыч ни пытался улизнуть к "своим", а в зале собралась вся театральная Москва, - свита его не отпускала. Что не прошло, безусловно, не замеченным публикой. "Он уехал, а ко мне выстроилась очередь человек пятьсот"...

То, что Жванецкому не миновать судьбы "человека свиты", я заподозрила на одном застолье в его театрике на Тверской, где среди не такого уж широкого круга друзей, всего-то душ 25-30, совершенно инородным телом, как бык в табуне, торчал Шойгу. Надо отдать должное Сергею Кожугетовичу: он стеснялся. Над ним немножко подшучивали, а Роман Карцев даже вынудил его поменяться с ним, Ромой, галстуками. Честно говоря, галстук министра был, как пишут в фейсбуке, позачотней...

Позже, на дне рождения ММ тот же Шойгу уже пытался "вести стол" (смехота, это в присутствии-то Роста!) и громко выражать недовольство терминологией. Тогда его живо поставили на место, да так, что командир бежал с поля боя, никем, впрочем, особо не задерживаемый.

Чем круглее были торжества у Жванецкого, тем больше собиралось на них "випов", тем выше были ранги. "Тягу к начальникам, - не совсем пошутил он однажды, - привил мне, должно быть, Райкин. Старик тоже любил дружить с властями".

Сейчас Михал Михалыч с удовольствием рассказывает, как цитирует его Путин...

Система координат

Странно – я не помню момента явления Жванецкого народу. Ильченко и Карцева на конкурсе артистов эстрады полвека назад – помню. Щуплого, носатого Гену Хазанова, конферансье в ансамбле Утесова – помню. А Михал Михалыч был как бы всегда. Вроде как – я родилась, а он уже читал. По радио, потому что телевизора еще не изобрели. А потом появились КВНы с пузатой линзой. Там искренне улыбались и обаятельно лгали москвичам Ниночка и Валечка, а в промежутках (кажется мне) в той же линзе плавал, подбоченясь, под одному ему доступным углом Михал Михалыч Жванецкий.

На самом деле в те годы – а годы были хотя и оттепельные, но все-таки те еще – от первого же текста Жванецкого Шуховская башня просто рухнула бы. И совсем не от политики. Ведь Жванецкий – не политический автор. Не будет большим грехом процитировать себя же. "Крамола, которая содержится в его этюдах (эссе, экзерсисах, эвфемизмах, эквилибристике, эскападах, экскурсах, экспансивных экспериментах, эксцентриадах, элегантном эпикурействе, энергичном эпосе, экстракте эпохи, эсхатологических эскизах, элитарной эстраде и эврейских эпизодах… этсетера) – крамола эта чисто… ЭСТЕТИЧЕСКОГО свойства. Молекулярная структура юмора Жванецкого была крамольна для жестяного тоталитарного эфира"... (Вообще бог не фраер, как правильно замечено. В том числе, и Момус, шут богов и бог шутки. Когда в 93-м году я писала этот фрагментик, в моей машинке, симметричной техническому чуду Остапа, не было буквы «э», и я вставляла ее ручкой, что очень утомительно. А Михал Михалыч, между прочим, всегда пишет от руки свои… эти… Кстати, вот почему он, интересно, Михалыч, если папа у него – Эммануил?)

Этот папа Эммануил был доктором и абсолютным главой семьи.

- Нормальное дореволюционное воспитание. У мамы две сестры и три брата. Все они с детских лет работали в дедушкиной мастерской, он держал в Одессе какое-то мелкое дельце. Папа - побогаче, его отец был мельником. Но папа получил образование, стал врачом. Мама не училась. И спокойно - спокойно! заняла подчинённое положение. Это не мешало ей иметь роскошный характер, и воспитывала меня, между прочим, она.

(Для справки: Клара Новикова делала свою тетю Соню с мамы Михал Михалыча, так что с генами и воспитанием тут все ясно.)

- Отец тоже принимал участие — но больше рёмнем. Да, бил меня папа... Часто. Поймал с курёвом — отлупил, за двойки-тройки лупил... В результате я закончил институт с красным дипломом.

Добросовесностъ Жванецкого я нашем мире халтуры вызывает почти недоумение. При виде товарищей, играющих перед выходом на сцену в шахматы, его передёрнуло от гнева. «Вам же работать сейчас! Завидное хладнокровие…» Жванецкий волнуется! - изумилась я. И где? В Одессе, на публике, которая дрожала бы от обожания и восторга, если бы он просто вышел со своим портфельчиком и потрепался бы с ней о бабах. Знает ли он цену публике? Будьте благонадёжны. Знает ли он цену себе? Или! Но никуда не денешься: воспитание. Так, вероятно, отзывается папин ремень и мамино монаршее чувство ответственности перед народом, сосредоточенным во дворе на Молдаванке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука