Мгновением позже лопнули продолговатые коконы на ремнях и торцах кресел, с шипением вспухли компенсационные кранцы, и Виталий оказался надежно зажатым внутри аварийного ложемента. Сами ремни безопасности остались целыми, разумеется, к тому же еще сильно натянулись, поэтому сиденье и спинка кресла более чем ощущались задницей и спиной, – в них вдавливал надувшийся ложемент, и вдавливал очень неслабо. Корабль трясло и колотило, слева кто-то сдавленно перхал, а кто-то второй ругался чернейшими словами сразу на двух языках. Были это пилот и майор Пак, больше некому, и, поскольку среди проклятий встречались отрывисто-короткие, непонятные и на слух восточные слова, ругался замначальника разведки преображенцев, а в кашле заходился чернявый пилот.
Режим маракаса продолжался не менее двух минут, по истечении которых тряска наконец-то стала терять интенсивность, а еще примерно через минуту «Печора» сперва замедлилась, потом остановилась, медленно завалилась на левый борт и одновременно в корму и, судя по ощущениям, рухнула с крон деревьев непосредственно на почву. Застопорилась она в наклонном положении, целясь носом в небо примерно посередке между горизонтом и зенитом. Небо за колпаком просматривалось неважно – мешали ветви деревьев, как сломанные и насыпавшиеся на колпак, так и выдержавшие испытание падением корабля.
Стало почти тихо. Пак ругнулся еще разок-другой, засопел и затих. Громко пискнул сигнализатор на пульте – сшивка управления двигателями докладывала, что аварийный режим отключен, двигатели погашены до состояния предстартового разогрева и поставлены на самодиагностику.
– Все живы? Вадик? – подал голос Пак на правах старшего.
– Жиф-ф-ф, – просипел пилот и снова болезненно заперхал.
– Господа интенданты?
– Я вроде жив, – отозвался Виталий. Голос у него заметно подрагивал и срывался.
– Я тоже, – сказал Юра практически обычным манером, и Виталию сразу стало чуточку легче.
«Ответственность, черти ее дери… Снова прощай, юность беззаботная…»
– Вадик, разблокируй кабину, проверим салон, – продолжал командовать Пак.
Пилот дал голосовую команду – сначала на включение голосового режима как такового, потом на срабатывание аварийных серводвигателей. Двери кабины медленно сдвинулись вдоль переборки и зафиксировались в открытом положении.
– Эй, медицина! Отзовитесь! Целы? По очереди!
Медицина дисциплинированно и на удивление хладнокровно отозвалась. К счастью, все утверждали, что целы, в том числе и сенсографист. Пассажиры в салоне оставались точно так же обездвижены ложементами, словно младенцы в тесных пеленках. Это следовало просто перетерпеть: сейчас автоматика диагностирует фиксацию на грунте, и можно будет командовать отбой системе живучести. Кранцы сдуются и обмякнут, ремни ослабнут до состояния, когда их уже можно будет расстегнуть вручную.
Виталий поймал себя на том, что пытается вспомнить, были ли пристегнуты люди в салоне, когда они с Юрой последними поднялись на борт. Ему казалось, что нет. Молодцы, что пристегнулись. Иначе крепко побились бы там, в кабине, – и хорошо еще, если не насмерть.
– Как только вариаторы выдержали, – очень к месту хрипло сообщил пилот Вадик. – Ядри его через коромысло…
– Отставить сквернословие! – буркнул Пак.
– Так вы ж перед этим тоже… того, герр майор!
– Мне можно, – Пак глубоко вздохнул, причем с неким посторонним присвистом, но Виталий знал: после перегрузок такое не редкость. – Ты лучше скажи – что это такое было? А то я как-то не очень понял.
– Режим развалился, – уверенно доложил пилот. – Тяга упала, а потом и вовсе ушла. Я не понял почему, до этого все штатно работало. Ну и того… Планировали по инерции, брюхом по сосенкам…
Виталий сильно пожалел, что в момент инцидента спал. Впервые в жизни угодил в аварию сам, мог в деталях наблюдать процесс, так сказать, изнутри – это же неоценимый, уникальный опыт, невзирая на явную опасность для жизни! Тем более авария выдалась счастливая, никто не погиб. В целом уже можно было предположить отчего: тяга не пропала одномоментно, а поначалу только снизилась, а значит, неизбежно стала падать и скорость – это раз; режим был маршевый, без виражей и на автопилоте, который по определению реагирует быстрее живого человека, – это два; ну и главное – «Печора» летела над лесом, а не над скалами, к примеру. Деревья, как показывала практика, очень неплохой амортизатор. Свались их трехсотка просто на почву или на песок – ложементы могли и не спасти. Если на скалы – не спасли бы однозначно. А так – есть шанс отделаться компрессионными гематомами.
– Виталя! – позвал Пак.
– Что?
– У тебя есть мнение насчет… произошедшего? Ты же спец как раз по таким случаям, не нам простым летунам чета.
– Если честно, я задремал, – признался Виталий безо всякого раскаяния. – Проснулся от тряски. Но, как только сдуются кранцы, я с великим удовольствием залезу в систему и погляжу на логи полета. Надо будет – всю командную часть на операторы разберу, у меня консоль с собой.
Невидимый пилот у левого борта иронически хмыкнул: