Шунь и Шунечка

Тут над ее водительским местом образовалась рваная дырочка, в которую полилась струйка пшена. Оно застревало в пышной прическе, а один кругляшок даже засорил красивый глаз под выгнутой бровью. Пришлось совершить экстренное торможение. Дрозды встали на крыло и немедленно отвалили — с набитыми животами и с чувством исполненного долга. Сюзанне пришлось вылезти из своего триколора и хорошенько потрясти его составляющие. Желтые зернышки терялись в пыльной придорожной траве. С крашенных перламутром губ срывались проклятия, приводить которые я не стану — нет сил. Грудь Жанетты волновалась от нехорошего смеха.

— Дрозды, ха-ха, пшено, ха-ха!

— Молчи, сука! Чтоб силикон твой через задницу вышел! — услышала Сюзанна адекватный ответ.

Так они и умчались в свой силиконовый город, из которого уже вылетел на пожарном вертолете сам митрополит. Не снижая высоты, он сделал круг над монастырем, из шлангов полилась набранная из московского водопровода святая вода. До Шуня она долетела уже в виде меленьких радужных капель.

— Ишь ты, грибной дождь пошел! — воскликнул Богдан.

— С грибами будем! Будет чем закусить! — обрадовался Шунь.

А уже назавтра, бродя по монастырю с металлоискателем, Богдан наткнулся на свежезабитые колышки и увидел человека с рулеткой.

— Я ваш землемер, Афанасием звать, — представился тот, протягивая испачканную руку.

— А я думал, что ты наш палач. Откуда пожаловал?

Землемер неопределенно махнул рейкой в направлении столицы.

— А меряешь зачем?

— Я человек маленький, так что знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю, а тебе по секрету скажу: все здесь снесут, ничего не оставят, за исключением городошной площадки. А быть здесь рекреационному комплексу для высшего начальствующего состава, начиная с самого господина Николаева. Очень уж он городки уважает, а место здесь намоленное.

Землемер закатил глаза к небу. Потом зажал ноздрю трудовым грязным пальцем. Сопля шмякнулась на землю, приминая траву.

— И библиотеку снесут? — заволновался Богдан.

— И библиотеку снесут, в ней кирпич гнилой ложен, крошится. Хотя и стоит твоя библиотека всего ничего. Чурок турецких из нашего православного Константинополя выпишем, американский небоскреб возведут с евроремонтом. А вместо книжек ваших пыльных телевизоры наши подключат. Чтобы, значит, мысли вредные истребить. Газ проведут, электричество. А то живете здесь, будто Богом забытые. Тоже мне, пустынь называется! Хорошо будет, светло! — землемер так воодушевился, что даже передал свою рейку Богдану. — Подержи, а я пока помечтаю. В небоскребе том и мне, глядишь, уголок в полуподвале найдется. Буду биты Николаеву подносить, рыбу динамитом глушить, “Наполеоном” уху запивать. Баб водить стану, трахать их по-западному. И предохраняться не буду, демографию страны стану улучшать. Красота, дух захватывает!

— А как же мы? — спросил юноша, чувствуя, как по телу ползет холодок.

— А что вы — лучше других, что ли? Покатитесь отсюда, куда доктор Очкасов прописал. Доктор, конечно, бывший, но право подписи все равно имеет. Может, и квартиру малогабаритную вам выделит на окраине России. Но, скорее, по миру пустит. Да не смотри ты на меня зверем, сейчас время такое, понял?

— Скажи, а платят-то тебе хоть прилично? — с ненавистью спросил будущий археолог и бросил рейку на землю.

— Не жалуемся… работенка грязная, зато хлебная, вкус рябчиков с ананасами мне знаком не понаслышке, — уверенно начал землемер. Потом призадумался. — Но помру все равно — как собака. Свои же, думаю, и замочат. А может, и чужие. Чем я, собственно, лучше других? Откуда мне знать…

Помолчали.

— Ты уж тогда свечку в церкви поставь. И напиши на бумажке: помянуть, мол, раба Божьего Афанасия. Писать-то умеешь?

Богдан кивнул.

— Вот видишь, писать умеешь, а документов на землю у вас все равно нет.

Богдан не нашелся с ответом.

— Молчишь? Да ты хотя бы сам с собой временами разговариваешь? — разъярился землемер.

Выслушав рассказ Богдана про вторжение Афанасия, Шунь предался меланхолии. Он уже не чувствовал себя в безопасности, воздух делался вязок. Шунь расстегивал верхнюю пуговицу, ощущая, как его шею сдавливает безысходность. Ему хотелось отвернуться к стене или забраться с головой в книжный шкаф…

Приглашение в Киото

Дождь шелестел всю ночь напролет, растворенное во влажном воздухе снотворное вещество ударяло в голову, надежно обездвиживая организм и вызывая кошмары. Богдан посапывал на тюфяке, брошенном на библиотечный пол, Шунь похрапывал в своем гамаке и даже Тарас безнадежно проспал свой патрульный час. Богдану снился глубокий раскоп с черепом на дне, в глазницы которого были вмонтированы внимательные глаза научного руководителя. “Что ты здесь нашел и что ты здесь потерял?” — вопрошали они.