Штык-молодец. Суворов против Вашингтона

– А ничего пока отвечать не следует, Никита Иванович, – немного подумав, ответила Екатерина. – Я еще ничего не решила, вот когда дело будет ясным до самого конца, тогда я дам аудиенцию. Пока нет! – твердо закончила она. – И письмо Георга подождет, это мы ему нужны, а не наоборот, проситель всегда должен дожидаться. Английский король – превосходный гражданин, добрый супруг, отец и брат. Такой человек не может остаться равнодушным к смерти сестры, хотя бы ничего не стоящей, и я готова держать пари, что потеря сестры причинила ему больше горя, нежели поражение его армии в Америке. Вы знаете – его прекрасные подданные тяготятся им и даже часто. И не будем мы действовать за него.

Панин согнулся в очередном верноподданническом поклоне и отбыл.

– Ну а ты что скажешь, князь Григорий Александрович? – спросила императрица неслышно появившегося Потемкина.

Тот покачал головой и вздохнул.

– Свет мой Катенька, это очень сложная проблема. Я ведь уже говорил, что нам совершенно не с руки ввязываться в дела американские. Где та проклятая Америка, а где мы? Нас все это никак не трогает. В конце концов, какой прок с Америки? Поставляют они Англии табак да лес, меха еще. Так, слава богу, этого добра и у нас полным-полно. Вот представь себе на минуту, что стала ты, кроме всего прочего, императрицей Америки. Ну и что? Одни только дополнительные хлопоты и расходы, не говоря уже о том, что дотуда три тысячи верст по океану. А у нас казна, слава богу, исправна, подати поступают вовремя, стараниями Никиты Демидова торговля внешняя процветает, пошлины берем великие, но и то англичане с французами дерутся за демидовский железный товар. Кстати, матушка, надо бы Никиту Акинфича как-то отличить. Его радением наше государство скоро мастерской Европы называть начнут. Кстати, в пример бы иным поставить, не просто там пеньку да лес поставлять надо, но изделия искусные, как то Демидов делает. И прибыль втрое, если не впятеро пойдет.

– Ах, милый Гриша, ты меня ну совсем утомил делами торговыми. Не женское это дело… – томно произнесла Екатерина, потупив глаза.

Лукавила императрица, ох как лукавила. В те самые дни посол английский писал: «В абсолютной монархии буквально все зависит от благорасположения и личности монарха. Екатерина имеет совершенно мужской ум. Ее отличают последовательность в составлении планов и отвага в их исполнении». Князь Григорий давно знал эти черты своей любимой и потому без боязни говорил с ней о самых сложных делах государственных, это не императрица Елизавета и уж тем более не Анна. Даже он не рисковал употреблять свое влияние к свершению дел империи, предпочитая взывать к разуму и твердой воле императрицы. Да и не получилось бы ничего. Россия – это вам не Франция, где политика вершится в салоне да в постели королевской.

– Ах, моя царица, для меня ты всегда была и останешься самой любимой, самой желанной женщиной, но для других ты императрица, которая с твердостью и разумом владык великого Рима решает судьбы стран и народов.

– Ты бессовестный льстец.

– Тебе уже и правду сказать нельзя, сразу почитают низким ласкателем и угодником, – притворно вздохнул Потемкин.

– Так ты полагаешь, что следовало бы Никите Акинфичу какой титул дать?

– Именно, негоже получится, если он у итальянского князя какое-нибудь Сан-Донато, прости господи, купит, да итальянским дворянином обзовется. А так ему честь, да еще прочнее к делам российским привяжешь. Ему денег не надобно, сам в них купается, ему сейчас важны почет да уважение, чтобы не мог какой-нибудь ярыжка приказной, который Рюриковичам седьмая вода на киселе, на него свысока смотреть. А он и тебе, и России этот титул сполна от служит, получше иных родовитых.

– Быть по сему! – решила Екатерина. – Подготовь, Гриша, именной указ правительствующему сенату о возведении Никиты Акинфича Демидова за многие заслуги перед государством и неустанные труды по укреплению мощи империи в графское достоинство. Да скажи господам сенату, что такова моя воля!

– Ты, как всегда, мудра. И я даже не знаю, чем наперед восхищаться, умом ли твоим или красотой, потому что они друг с другом соперничают, и сей момент одно достоинство выше кажется, а в другой момент иное. Вот я и теряюсь.

– Ладно, хватит, князь Григорий, – строго произнесла Екатерина, но видно было, что строгость эта напускная, и похвалы Потемкина ей лестны. – Но что мы будем делать с просьбой короля Георга? Тем более что, видишь, лично даже написал.

Потемкин надолго задумался, и когда императрица уже начала выказывать признаки нетерпения, наконец произнес.