Завьялов помолчал, глядя на Агату прозрачными мудрыми глазами старой черепахи. После долгой паузы он нехотя сказал:
– Дочка у меня одна. И такого зятя не надо. Никогда не нравился мне этот тип. Скользкий он, и морда, как у сутенера. В общем, мешать я не стану. Главное, не впутывайте Маринку в эту историю.
Он поднялся, показывая, что прием окончен, и даже протянул мне руку. Рукопожатие было крепким, а ладонь сухой. Мы попрощались и двинулись к дверям, но я развернулся и спросил:
– Вадим Иванович, а вы не знаете, на чем Востриков добирался до спорткомплекса из квартиры вашей дочери? Может, вы отправляли шофера?
– Не отправлял, – не задумываясь, ответил Завьялов. – Но я могу спросить.
Он вынул сотовый и тут же набрал дочь. Выждав несколько тактов веселенькой мелодии, установленной вместо гудка, сенатор расплылся в бархатной улыбке и прогрохотал:
– Мурыська, привет. Как дела? Чем занята?
Дочь промурлыкала что-то неразборчивое. Завьялов выслушал ее, не перебивая, а затем озабоченно спросил:
– Скажи, доча, а когда у Сергея сына убили, он на чем от тебя уехал? На чем? Ты отвезла? Нет, ничего, просто думаю, как он, бедный, добирался в таком состоянии…
Я подскочил к Завьялову и прошептал ему в ухо:
– Спросите, не оставил ли он у нее в квартире или машине что-нибудь?
Завьялов повторил вопрос, глядя на меня безумным взором. Марина Завьялова с ходу ответила, что в квартире полно барахла Вострикова, ведь он часто у нее ночует, но нового ничего не появилось, и пообещала проверить машину. Получив от отца распоряжение сделать это немедленно, она обещала перезвонить. Мы стояли молча, ожидая звонка. Через четверть часа брошенный на стол телефон завибрировал. Завьялов поднял трубку с похоронным лицом, а потом хмуро сообщил:
– В багажнике сумка со спортивным худи. Вы его искали?
– Я лично съезжу и изыму, – сказал я. – Все будет максимально деликатно, никто не узнает.
– Езжай, – согласился Завьялов. – И смотри, чтоб без шума. Господи боже, Маринка, бабочка пустоголовая, кого же ты в дом привела…
В экспертизе, конечно, взвыли, стали ссылаться на кучу дел и очередь, но Агата умела уламывать. Уже на следующий день мы точно знали, что на черной толстовке с капюшоном, которая была на пару размеров велика ее хозяину, сохранился не только его ДНК, но и микроскопические брызги крови Антона Романова. Теперь дело оставалось за малым. Бледная от возбуждения Агата отправила за Востриковым наряд. Его задержали прямо на ледовой арене во время тренировки.
Он все понял сразу, но пытался хорохориться и перед тем, как его увели, даже дал несколько распоряжений, которые «непременно проверит» по возвращении. В Следственном комитете тоже пытался вести себя так, будто его просто пригласили побеседовать. То, что он был не в наручниках, придавало надежды, но в подмышках расползались пятна пота, а лоб был абсолютно мокрым. Агата, в форменном костюме, с глубокими тенями под глазами и хищной красной помадой на губах, тоже не вызывала оптимизма. Но Востриков пробовал держаться и даже раздраженно начал разговор сам.
– Я надеюсь, вы меня ненадолго отвлекли от работы? – надменно спросил он. – Дел просто по горло. Сами понимаете, после смерти Антона нам надо собраться перед новой игрой, а заменить его не так просто. Перегруппировка команде на пользу не пойдет. Так что я могу уделить вам не более пятнадцати минут.
– Сергей Андреевич, давайте вы не будете мне диктовать, сколько времени займет допрос, – оборвала его Агата. – Я же вас не на беседу пригласила за чашкой чая.
Востриков помолчал, а затем заявил, развалившись на стуле, скрестив руки и закинув ногу на ногу:
– Хорошо. Спрашивайте. Только поскорее.
Агата ответила ему ядовитой улыбкой.
– Благодарю. Расследуя дело вашего пасынка, следствие пришло к определенным выводам. Дело в том, что смерть Антона Романова по большому счету была выгодна только одному человеку.
– И кому же?
– Вам.
Востриков фальшиво удивился, вскинул брови и крайне неестественно расхохотался, даже слюни брызнули.
– Мне? – воскликнул он. – Следствие в тупике, видимо? Что за чушь вы несете? Я взял и убил собственного сына?
– Не сына, – уточнила Агата. – Юридически даже не пасынка. Вы вступили в брак с его матерью, когда Антону было уже тринадцать лет, фактически исполняли роль отца не так долго, тем более официального усыновления не было. Для вас Антон остался чужим мальчиком. Показания Светланы Романовой говорят, что теплых чувств между вами и Антоном не было, но и до открытых конфликтов не доходило. Романов был на стороне матери, знал о ее романе на стороне и не препятствовал, считая ваш брак ошибкой. Знал он и о ваших отношениях с дочерью сенатора Завьялова. Но вы оставались его тренером, поэтому Антон держался в рамках приличий.
Востриков слушал с насмешливой ухмылкой, но его губы тряслись. Он дважды сглотнул во время речи Агаты, а потом ответил неприятным визгливым тоном: