Штопор

— Успокойся, отец, — сказал Николай, вставая из-за стола. — Мы подумаем над вашим предложением, дядя Алексей. И я сам постараюсь встретиться с товарищем, а вернее, с гражданином судьей.

— Ну, ну, — согласно кивнул родственник. — Только гляди, не испорть дела.

— Постараюсь.

10

Наталья и не подозревала, что муж обладает такой силой, которая способна развеять все страхи, сводившие ее с ума; после обыска и ареста ее мучили стыд и унижение, злость и бессилие; решение было одно — повидаться с дочуркой, сказать свекру и свекрови, что она перед Николаем очень виновата, но только не в сговоре с бригадиром, и уйти из этой проклятой жизни навсегда.

Но вот появился Николай, спокойный, рассудительный, добрый и в то же время решительный, умный и смелый; он несколько похудел, а нещадное солнце и пески пустыни сделали его лицо бронзовым; резче обозначились скулы, выгорели до цвета соломы брови, и — удивительно! — это придало чертам приятную выразительность и симпатию, которые раньше Наталья не замечала.

«Муж» — это слово прозвучало для нее по-новому — защитник, самый родной и близкий человек, на которого можно положиться во всем. А Николай ее — особенный муж, благородный, любящий, сильный… И не только потому, что простил ее, сумел забыть боль и обиду, причиненную ею; его не напугали россказни о всесилии местных органов правосудия, на компромисс он не пошел, решил один вступить с ними в бой. И Наталья верила — он не отступится ни при каких обстоятельствах…

Если бы можно было все вытравить из памяти и начать все сначала! Она плотнее прижалась к Николаю, но он не проснулся, почмокал, как ребенок, во сне губами, повернулся на другой бок и вдруг застонал, протяжно, жалостно, будто от нестерпимой боли, лишившей его сил.

Наталья решила было разбудить его, но Николай замолчал, затих, и дыхание стало, как прежде, ровным, спокойным. А ей сделалось страшно: вспомнилась вчерашняя повестка в суд, который должен состояться через неделю, гневное лицо Николая и его угроза: «Дорого заплатят они мне за это представление». Часа два он сочинял письмо Генеральному прокурору СССР, а сегодня решил пойти в Бутурлиновку к самому судье, и хотя Наталья редко видела мужа возбужденным до неистовства — он умел сдерживать эмоции, — она понимала: если выдержки не хватит, Николай может совершить непоправимое…

Утром она попыталась отговорить его:

— Может, не надо, не ходи; выступишь на суде — все равно теперь его не отменят.

— На суде меня никто слушать не станет: свидетелем я не могу быть — твой муж, полномочия общественного обвинителя никто не даст. Да ты не волнуйся, все будет в порядке. Я просто хочу взглянуть в лицо этому гангстеру в судейском кресле и сказать ему пару слов, чтоб хоть по ночам будили его здравые мысли и холодили душу за содеянное.

11

Воображение нарисовало Николаю бандитскую рожу судьи: наглые глаза, узкий, непробиваемый никакими словами лоб, а перед ним оказался маленький, худосочный старичок с лысой головой, на которой, как на облетевшем одуванчике, осталось несколько перышек-волосинок, поднятых хохолком над довольно крупным, иссеченным морщинами лбом. И голос был довольно мягким, приветливым, обезоружившим Николая: он не ответил на приветствие и стоял истуканом, не зная, что делать и как вести себя дальше.

— Присаживайтесь, — пригласил старичок, указывая в кресло у стола напротив, и, когда Николай сел, продолжил все тем же располагающим голосом: — Слушаю вас, товарищ капитан.

— Моя фамилия Громадин, — сказал Николай осипшим голосом и, достав из кармана повестку, положил перед судьей. — Я вот по этому вопросу.

— Я догадался, — мило улыбнулся старичок, не заглядывая в бумажку. — Так что вы хотели сказать по этому вопросу?

— Разве вам не ясно, что жена ни в чем не виновата?

Милая улыбка изменилась в наивную, потом в насмешливую.

— Приятно слышать слова любящего мужа, — после некоторого молчания проговорил старичок. — Это ныне — не частое явление. Хотя, как не порадеть родному человеку? Разрешите в таком случае вам задать вопрос?

— Пожалуйста, — пожал плечами Николай, все еще никак не соберясь с мыслями, разрушенными добрыми словами и отношением этого старичка-колдуна в судейском кресле.

— Надеюсь, вам известно, что на машине, на которой увезли ворованное, — он увидел сверкнувшие негодованием глаза Николая и поправился, — скажем мягче, незаконно полученное зерно, погиб Рогатнев? Погиб из-за того, что напился на вырученные за ворованную, приобретенную незаконно, пшеницу до одурения и то ли вывалился на ходу из кузова, то ли дружки выбросили.

— Но при чем тут жена?! — Колдовской дурман наконец-то начал спадать. — Пшеницу она отпустила по распоряжению бригадира Манохина. Разве трудно это доказать!