– У нас сейчас нет времени исследовать ее надлежащим образом. Пока. Внимания требуют много других вещей, слишком много всего стало выясняться. Нас… отвлекали. Это случилось в самое неподходящее время. – Он говорил ровным голосом, но она чувствовала, что он колеблется и недоговаривает. – И потом, Фенек под ее воздействием изменился. Он и сам не понимает, как это произошло, а если и понимает, то не говорит. Никто не знает, к каким энергиям имеют доступ гриндилоу. То, что произошло с Фенеком, необратимо, и мы не знаем, что будет, когда это проявится в полной мере. Никто не хочет стать новым любовником этой статуэтки… Так что мы будем хранить ее в безопасном месте, пока не доведем до конца наш проект, пока не достигнем нашей цели, а тогда у нас появятся время и ученые, чтобы заняться исследованиями этой штуковины. Мы постараемся замять случившееся, а на случай, если кому-нибудь станет известно, чтó принес с собой Фенек, мы спрячем ее в таком месте, что никто не подумает и не осмелится искать ее там. В таком месте, где, как всем известно, уже спрятано одно-два сокровища, но куда никто не рискнет сунуться – наказание будет слишком суровым.
Говоря это, Доул ненароком коснулся рукояти Меча Возможного. Беллис обратила на это внимание и поняла, где будет спрятан плавник волхва.
– А где теперь Фенек? – медленно спросила она.
Доул поднял на нее взгляд.
– Мы о нем позаботились, – сказал он, коротко кивая на дверь, выходящую в коридор. – Он надежно заперт.
Последовала долгая пауза.
– И что вы здесь делаете? – спросила наконец Беллис. – Давно вы мне поверили?
Она внимательно смотрела на него, мучаясь собственным смятением. «С того самого момента, как попала в этот чертов город, – с неожиданной ясностью поняла она, – я все это время была на грани срыва, каждое мгновение. Я устала».
– Я вам всегда верил, – сказал он ровным голосом. – Я никогда не думал, что вы намеренно вызвали сюда кробюзонцев, хотя и знаю, – всегда знал, – что особой любви к Армаде вы не питаете. Когда недавно вы пришли ко мне, я думал услышать от вас совсем другое. Я слушал Фенека, анализировал его речи, пытался помалкивать, пытался представить вашу роль, нащупывал истину… Он каждый раз говорит разное. Но истина очевидна: вы совершили глупость, – сказал Доул бесцветным голосом. – Вы поверили ему. Решили, что вы… Что вы там про себя решили? Что он там вам наговорил?
Выражение лица Беллис было мрачнее некуда. Она сгорала от стыда.
Доул смотрел на нее.
– Вас вовлекли в это дело обманом, верно? – спросил он. – Подбросили вам мысль, соединившую вас с домом. Мысль сделать что-то для него. Этого оказалось достаточно, да? Вы… спасительница своего города.
Доул говорил тихим, без выражения, голосом, а Беллис слушала, уткнувшись взглядом в свои руки.
– Я уверен, – продолжал Доул, – если бы вы дали себе труд задуматься над тем, что вам говорят, у вас бы наверняка возникли вопросы.
Он сказал это чуть ли не с сочувствием. Червячок сомнения снова зашевелился в Беллис, ожил в ее черепной коробке.
– На «Глоссарии» от него не осталось никаких следов, – сказал Доул. – Его койка в трюме была суха и чиста. Да, к стенам повсюду были пришпилены записочки. Диаграммы, на которых обозначалась принадлежность всех мужчин и женщин, кто чем руководит и кто кому должен. На редкость впечатляющие сведения. Он узнал все, что ему было нужно. Он внедрился в городскую политическую жизнь, но при этом всегда оставался в тени. Разным информаторам он назначал разные места встречи, на которые являлся под разными именами. Саймон Фенч и Сайлас Фенек – это всего лишь два из множества… Но от него лично – ни следа. Он как пустая кукла. Эти записочки повсюду, как плакаты, и маленький ручной печатный станок, а еще типографская краска и смазка. Одежда в сундуке, записная книжка в сумке – вот и все. Жалкое зрелище. – Доул поймал взгляд Беллис. – Можно было сколько угодно искать в этой комнате, но ни малейшего представления о том, что такое Сайлас Фенек, вы бы все равно не получили. Он – всего лишь пустая оболочка, начиненная всевозможными схемами.
«Но теперь ему заткнули глотку, а мы продолжаем двигаться на север, – подумала Беллис. – Любовники побеждают. Трудности позади, да, Утер?» Она смотрела ему в глаза, пытаясь вернуть то, что было между ними прежде.
– И что вы тут писали, когда я пришел? – спросил Доул, сразив ее этим вопросом. Он показал на карман, в который Беллис сунула свое письмо.
Она всегда носила письмо с собой: теперь оно насчитывало немало страниц и становилось все толще. Письмо у нее не отобрали – ведь оно никак не могло способствовать побегу.