Шпеер

Гарри вдруг обнаружил себя в кольце оцепления — репортеры, поначалу подбирающиеся к сцене хищным кошачьим шагом, теперь обступили его стеной, напирая, давя друг друга и толкаясь локтями, тыча в лицо микрофоны, и Г. Дж. едва успевал листать дневник, озабоченный лишь тем, чтобы его не вырвали из рук.

— Том Риддл — идейный вдохновитель нацизма, организатор терактов, резни на митингах, главный ответчик за пролитую кровь невинных! Каждая страница его дневника равносильна признанию в убийстве! — охваченный жаром, Гарри говорил быстро, но все так же уверенно: перед глазами маячили микрофоны «CNN», «Трибун», «Рейтерс», «Ридерс Дайджест» и прочих агентств — разглядывать было некогда.

— Теракт 2002 года в общежитии для иностранных студентов — на совести «Национального Движения»! Три взорванных поезда лондонского метрополитена в 2005 году! Серия взрывов во время саммита Большой Восьмёрки в Лондоне! Похищения, пытки на допросах, физическая расправа! Списки фамилий, даты, отрывки из личных дел и допросов! Не надо ни в какую Сирию ездить!

Почти ослепнув под вспышками камер, Гарри листал дневник, стараясь выбирать страницы с фотографиями.

— В наших руках заключения экспертизы о подлинности этого документа, каждой страницы, каждого снимка! Да, это трупы, а не мешки с пшеницей! Риддл и члены «НД» достойны второго Нюренбергского процесса и пожизненного заключения, а не мест в Палате Общин!

Журналисты, перекрикивая друг друга, задавали какие-то вопросы — Гарри уже не слушал: интуиция подсказывала ему, что невидимый таймер дощелкивает последние секунды.

— Пошаговые планы по разжиганию межнациональных конфликтов, отчеты по финансированию! Внедрение агентов в антирасистские группировки с целью дискредитации! Господин Риддл, смеясь, называет это театральными постановками! Убивает дюжину зайцев, уничтожая иностранцев, перекладывая ответственность на Аль-Каиду, Хезболла, Хамас и даже ИРА! — он кричал, уже не слыша звука своего голоса. — Том Риддл — не маньяк-одиночка! Задумайтесь, кто за всем этим стоит!

То ли охваченный прокурорским огнем Г. Дж. перебрал с обвинениями, то ли опомнившиеся секьюрити пошли на штурм эстрады, запруженной репортерами — в обступившем его кольце началось подозрительное волнение.

— В тюремной камере я первым делом попрошу свежие газеты! — успел крикнуть Гарри, схваченный под локти чьими-то железными, как клещи, руками. — И тогда пойму, в свободной ли стране живу, или всё вокруг — ложь! Кто вы — люди чести или колода карт?

Он почти ничего не видел и продолжал кричать, когда его волокли куда-то, пробиваясь сквозь толпу напирающих журналистов. Г. Дж. вцепился в тетрадь Риддла с такой силой, что проще было отрезать руку, чем отобрать у него свидетельство зла, но, как ни странно, никто не пытался выхватить дневник.

Перед глазами мелькали куртки полицейских, их становилось все больше, теперь его сжимало другое кольцо — черное и безжалостное, унося по проходу между расступающихся зрителей — те прыгали, поднимая над головой объективы, взбирались на сиденья и даже на спины друг друга, самые бойкие и расторопные снимали на камеры, сидя на чьих-то-то шеях.

— Р-разойдись! — страшным голосом рявкнул волочащий его офицер полиции. Сердце Гарри подпрыгнуло, едва не вылетев через купол амфитеатра: он узнал этот голос.

С видом заправского бобби его тащил не кто иной, как мастер остросюжетного детектива Уолден Макнейр. Гарри повернул голову и обнаружил, что второй фараон — Амикус Кэрроу, невесть как преобразившийся в служителя порядка.

Женщина-офицер, в обтягивающих круглый зад черных брюках, обернулась, и Гарри узнал злодейскую ведьму Лестрейндж.

Истерический хохот едва не взорвал его изнутри. Он сцепил зубы, чтобы не выдать бьющих через край эмоций, и отдался во власть невидимого постановщика — следовало доиграть роль арестанта до конца.

«Лучший театр в моей жизни», — в смятении и восторге подумал он.

Расступаясь, перед ними растекался людской поток, раскрывались двери, и Гарри механически переставлял ноги, погруженный в восторженный транс.

«Я УСПЕЛ, Шатц! — колотилась единственная мысль в воспаленном сознании. — Пусть немного, но успел!»

В лицо хлынул свежий ветер свободы: Альберт-Холл остался за спиной.

— Живее, — Макнейр профессионально наложил лапу на затылок «арестованного», подтолкнув того в полицейскую машину.

Через секунду Гарри обнаружил себя на заднем сиденье между пышными бедрами офицера Лестрейндж и — судя по униформе — мускулистыми ногами суперинтенданта Макнейра. Машина рванула с места, повинуясь твердой руке Кэрроу. Сидящий слева от водителя человек обернулся, и Гарри едва не получил разрыв сердца — улыбающейся гиеной на него смотрел комиссар Скримджер.

— Поздравляю, мистер Поттер, — сказал комиссар. — Вы справились.

Холодный пот хлынул по вискам Г. Дж. Определенно, Гарри спал и видел дурной сон. Абсурдный настолько, что даже в чертовом сне было ясно — он спит и видит бред. Вторая версия была реалистичней — удар по затылку превратил его в чокнутого.