Шоссе Линкольна

Для большинства людей, полагал Эммет, правила — необходимое зло. Они — неудобства, которые терпим ради привилегии жить в упорядоченном мире. Вот почему большинство людей, имея на то возможность, склонны раздвигать рамки правил. Превысить скорость на пустом шоссе или позаимствовать яблоко из беспризорного сада. Но Билли в отношении правил был не просто педантом. Он был фанатиком. Без всяких просьб он застилал постель и чистил зубы. В школу приходил непременно за пятнадцать минут до первого звонка и всегда поднимал руку перед тем, как заговорить. Так что Эммету пришлось крепко подумать, как преподнести это брату, и в итоге он остановился на фразе «прокатимся на товарном», в надежде, что это смягчит неизбежные сомнения брата. По лицу Билли Эммет понял, что слова подобраны удачно.

— Как безбилетники, — сказал Билли с легким удивлением.

— Точно. Как безбилетники.

Эммет потрепал брата по колену, поднялся со скамьи и пошел.

— Как Дачес и Вулли в машине директора.

Эммет остановился и обернулся.

— Откуда ты об этом знаешь?

— Дачес мне сказал. Вчера, после завтрака. Мы говорили о «Графе Монте-Кристо» — как Эдмон Дантес, неправильно посаженный в тюрьму, сбежал из замка Иф: зашил себя в мешок, предназначенный для покойного аббата Фариа, чтобы стражники, ничего не подозревая, вынесли его за ворота тюрьмы. Дачес объяснил, как они с Вулли сделали почти то же самое. Их тоже посадили неправильно, они спрятались в багажнике директора, и он, ничего не подозревая, вывез их за ворота. Только Дачеса и Вулли не бросили в море.

Билли рассказывал это с таким же волнением, с каким рассказывал Салли о происшествии в сиротском доме — о разбитом стекле и ложках на полу.

Эммет снова сел.

— Билли, тебе, по-моему, нравится Дачес.

Билли смотрел на него с недоумением.

— А тебе Дачес не нравится?

— Нравится. Но это не значит, что нравятся все его поступки.

— Как он раздал варенье Салли — такие?

Эммет рассмеялся.

— Это как раз нормально. Я о другом…

Билли продолжал смотреть на него, а Эммет подыскивал подходящий пример.

— Помнишь, Дачес рассказывал, как они убегали смотреть кино?

— Это когда они вылезали через окно ванной и бежали по картофельному полю?

— Да. Только Дачес рассказал не всю историю. Он был не просто участником этих побегов в город, он был заводилой. Это он все придумал, и он подбивал других сбегать, когда хотел посмотреть кино. И по большей части бывало так, как он рассказал. Если они сбегали в субботу вечером, часов в девять, то возвращались к часу ночи, и никто об этом не знал. Но однажды Дачесу очень захотелось посмотреть какой-то новый вестерн с Джоном Уэйном. А всю неделю шел дождь, и непохоже было, что перестанет, так что сговорить он смог только одного — моего соседа по койке Таунхауса. Не успели они пройти половину поля, как хлынул дождь. Промокли, ботинки вязли в грязи, но они не остановились. Когда дошли наконец до реки, — а она взбухла из-за дождей, — Дачес передумал и сел. Сказал, что холодно, сыро, он устал и дальше не пойдет. А Таунхаус подумал, в такую даль зашли, он не повернет назад. И поплыл через реку, а Дачес остался.

Билли кивал, слушая рассказ, и сосредоточенно морщил лоб.

— Все бы обошлось, — продолжал Эммет, — но когда Таунхаус уплыл, Дачес решил, что он устал, совсем промок, замерз и пешком обратно не пойдет. Он вышел на ближайшую дорогу, проголосовал, его подобрал пикап, и он попросил подкинуть его до кафе чуть дальше по дороге. Единственная затыка — водителем пикапа оказался свободный от дежурства полицейский. И повез он Дачеса не в кафе, а повез к директору колонии. И Таунхауса, когда он вернулся в час, уже ждали охранники.

— Таунхауса наказали?

— Да, Билли. И строго притом.

Чего не рассказал брату Эммет — у директора Акерли было два простых правила, когда речь шла о «самовольном нарушении». Первое правило: ты можешь заплатить за него либо неделями, либо поркой. Затеял драку в столовой — либо три недели добавлено к сроку, либо три удара хлыстом по спине. Второе же правило — поскольку ребята-негры вдвое хуже приспособлены к учению, чем белые, им уроки должны быть вдвое длиннее. Так что, если Дачесу добавили к сроку четыре недели, то Таунхаус получил восемь ударов хлыстом — прямо там, перед столовой и перед общим строем.

— Дело в том, Билли, что Дачес полон энергии, энтузиазма — и добрых намерений тоже. Но иногда его энергия и энтузиазм становятся поперек добрых намерений, а расплачиваться за это часто приходится кому-то другому.

Эммет надеялся, что это воспоминание немного отрезвит Билли, и, судя по его лицу, угадал.

— Это печальная история, — сказал Билли.

— Печальная, — подтвердил Эммет.

— Мне жалко Дачеса.

Эммет посмотрел на брата с удивлением.

— Почему Дачеса, Билли? Это же он втянул Таунхауса в историю.

— Это только потому, что вода в реке поднялась, и он не стал переправляться.

— Это верно. Но почему именно его тебе жалко?

— Потому что он, наверное, не умеет плавать. И стыдился в этом признаться.

* * *